почему ты считаешь, что в праве это делать с моей? Мне, может быть, тоже не нравится вышедшая из твоей палаты женщина, но я не спешу на тебя вываливать свое фи, равно как и запрещать с ней встречаться.

– Она просто мой врач.

– Да ладно?! – не могу скрыть возмущения. Вскакиваю с кровати и становлюсь напротив папы. – Снимай штаны. И трусы тоже.

– Ты пока шла ко мне, головой не ударилась?

– Не ударилась. Снимай штаны и трусы, – по слогам повторяю я.

– Ладно, подыграю тебе. Зачем?

– Чтобы показать мне выросшую у тебя вагину. Гинекологи же это лечат. У меня хорошее зрение, я умею читать, что написано на бейджике.

– Прекрати.

– Это ты прекрати лезть в чужую жизнь. Если хочешь в дальнейшем общаться, ты должен принять мой выбор. Должен нормально общаться не только со мной, но и с Мишей.

– Может быть, еще и сыном его называть? А его детеныша внуком? – выдает папа, не скрывая сарказма в голосе.

– Как тебе будет угодно. Я все сказала. Выбор за тобой. И не надо за мной следить. Я – самостоятельный человек.

– Вижу, какая ты самостоятельная. У тебя палец, часом, не сломан? Знаешь куда обращаются в таком случае? К врачам, доченька.

– Догадываюсь, папочка. Может, и сломан. Но я читала, что беременным, вроде как, лучше не делать рентген. Так что заживет.

– Что ты сказала?

– Что слышал. И только посмей сказать мне про аборт. Я тебе второй зуб выбью, уже левой рукой.

Я была уверена, что после моих слов папа сделает какую-нибудь гадость. Но я уж точно не могла ожидать того, что через пару минут у меня будут брать кровь, а затем я окажусь у гинеколога. У той самой папиной женщины. Неловкость зашкаливает. Но, кажется, я впервые благодарна папе за его гиперконтроль.

– Пойдем сделаем тебе УЗИ.

– А без УЗИ у меня все нормально с ребенком? – вижу, что отвечать не хочет. И, несмотря на мой вопрошающий взгляд, она молча подходит к двери.

– Поговорим после УЗИ.

Кажется, я хочу выбить зуб не только папе, но и ей в придачу! Я начинаю дико нервничать, особенно, когда в кабинет входит папа.

– Выйди отсюда, – тоном строгой учительницы произносит Екатерина, зыркнув на папу так, что впору испугаться.

– Она же не голая. Я вам не мешаю. Маша наверняка тебе не сказала, она принимала таблетки во время гриппа. Много. Мне врач выслал список, вот эти, – протягивает телефон. – Они плохо влияют на плод?

– Плохо. Как и грипп. Итак, Мария, ты не беременна.

– В каком смысле? Беременность перестала развиваться?! Замерзшая? Так это называют.

– Нет. Ты просто изначально не была беременна. Задержка могла быть по разным причинам. Стресс, болезнь. Гормональные нарушения.

– Но тест! Он был положительным.

– Тест – не стопроцентная гарантия. В твоем случае, отсутствие беременности — это хорошая новость. Грипп на ранних сроках вызывает патологии плода, а зачастую самопроизвольные выкидыши. Так что, в любом случае, ты бы его не доносила. Или, вероятнее всего, родила бы больного ребенка.

Она продолжает что-то говорить, но я уже ничего не слышу. Как только я остаюсь одна, наконец, даю волю слезам.

Реву как никогда в жизни. Последний раз я чувствовала себя так плохо, когда сбегала от Миши. Да что ж такое-то? Миша в коме, ничего не ясно, что с ним, еще и увидеть его не могу. И не беременна... Ну почему все навалилось, за что? Не могу остановить слезы. Они все льются и льются нескончаемым потоком. За своими рыданиями я даже упустила момент, когда вернулся папа. И не заметила бы, если бы он не приобнял меня за плечо.

– Ну что ты ревешь, глупенькая?

– Я хотела это ребенка. Вот почему. Я уже свыклась с этой мыслью. А тебе как бальзам на душу, что я не беременна, да? – кое-как выдавливаю из себя, шмыгнув носом.

– Конечно, бальзам. Ты можешь представить, какой был бы ребенок, родись он после твоей болезни? Тебе мало сына Медведева? Второй нужен инвалид? Родишь еще здорового.

– Я хочу родить от Миши! А если он умрет? – вываливаю я свою самую страшную мысль папе.

– Да куда денется эта морда бородатая. Выкарабкается, чтобы меня злить. Вот увидишь. Прекрати реветь. Тебе о своем здоровье нужно думать, а то, что Миша скажет, когда увидит тебя. Одна кожа да кости, я уж не говорю про анализы. Сейчас на рентген пойдешь. И не спорь.

Разве я могла подумать еще несколько часов назад, что, придя к папе, выйду от него небеременная, с загипсованным пальцем и полным опустошением. Еще и Архангельский прокатил с визитом в больницу к Мише. Лжец.

Очухалась я более-менее, когда села в машину с папой. За окном уже темно. Сколько я была в этой дурацкой клинике? И вдруг меня осенило.

– Я же сказала, что больше не поеду домой. Если ты хочешь меня подвезти, то к сестре Миши.

– Как вы будете там жить в одной комнате, еще и с кошкой?

– Как-нибудь.

– Не глупи. Давай домой. Я не буду тебя ни в чем ограничивать. Как только Медведева выпишут, езжай куда хочешь.

– Нет. Я возьму у Наташи ключи и перееду к Мише. Мне это нужно, тихо добавляю я.

– Хорошо, – нехотя произносит папа, сжав руку в кулак. – Тогда собери сегодня все, я отвезу тебя к нему в квартиру.

Слишком. Слишком легко папа соглашается со мной. Я постоянно жду от него подвоха. Но, на удивление, он действительно не давит на меня, не ставит палки в колеса ни в первый день переезда к Мише, ни в последующие.

***

Я напоминаю себе робота, с четкими ежедневными одинаковыми действиями. Еще недавно мне было страшно идти к Мишиному сыну. Особенно в первый раз. Сейчас же, спустя десять дней, это не вызывает страха.

Я с каким-то ненормальным постоянством каждый день прихожу к Жене. Я забила на кулинарные курсы, книги, переводы. На все. Мне совершенно ничего не интересно. Я дала себе четкую установку, что к Мишиной выписке я буду знать все об уходе за его ребенком. Это чертовски сложно. Причем не только морально, но и физически. Но это отвлекает от дурных мыслей. А последние появляются все чаще и