Шрифт:
Закладка:
— Это я их разбил, чтобы вытащить тебя из иллюзии. Зазеркалье может обмануть, помнишь, я тебя об этом предупреждал? Прости, что сразу не нашёл, мне почему-то казалось, что медиумов это не касается.
— Всё было так реально…
— Всего лишь сон, отблеск боли. Пока я рядом — этот мир не причинит тебе страданий.
Я поёжилась, обняла себя за плечи, подставляя лицо тёплому южному солнцу. Здесь, на этом лазурном берегу, реальность казалась такой далёкой. Казалось, что настоящее здесь и сейчас, рядом с любимым человеком, а всё, что происходит за пределами этого места — лишь сон, долгий, утомительный сон, от которого так просто избавиться, если забыть, что он олицетворяет настоящее.
Михаэль подошёл ко мне и мягко приподнял мой подбородок, обвёл пальцами черты лица, коснулся губ, а затем притянул к себе и поцеловал, да так нежно, так сладко и воздушно, что голова закружилась и земля ушла из-под ног.
Он касался меня и пылко, и легко. Его руки дарили и наслаждение, и покой. Я уплывала в незнакомые дали, а в глубине просыпалось щекочущее чувство, пробиравшее от кончиков пальцев до самого сердца.
Мы опустились на мягкий песок, так незаметно сменивший мелкую гальку. Я прижимаю его к себе, стягивая пиджак, со смехом непослушными пальцами развязывая галстук, убирая ремень и рубашку. Он перевернул меня на живот, потянул молнию да так сильно, что выгнулась от удовольствия чувствовать его прикосновения-поцелуи к своим плечам.
Каждый поцелуй — как высшая точка близости, каждое касание — откровение, в котором нет места низменности или стыду. Когда любишь кого-то да так сильно, что сердце болит, забываешь обо всём, оставляя только желание подарить всю себя любимому, не ожидая получить что-то взамен, но получая сторицей.
Солнце скрывается за горизонт, оставляя лишь сумерки, вычерчивающие на наших телах тёмно-жёлтые, карминовые, лиловые оттенки. Вечерняя прохлада сильным контрастом выступала против жара, пробуждающегося внутри нас. С каждым касанием распаляясь, выжигая и растворяя друг в друге. Сегодня он совсем иной. Он по-другому прикасается ко мне, по-другому изучает моё тело и совсем по-другому реагирует на мои прикосновения. Эта перемена волшебна, она завораживает, пробуждает действовать жёстче, чем когда-бы то ни было раньше. И ему нравится моя агрессия, она заводит его ещё сильнее и от этого просто сносит крышу.
— Элли, впусти меня, — шепчет он, кусая за мочку уха.
Я прижимаюсь к нему сильнее, запечатлев его губы поцелуем.
— Впусти меня, родная, — он смеётся, распаляя ещё больше.
Что может быть интимнее, чем просьба, прозвучавшая в такой момент? Что может быть жарче и горячее, чем разрешение? Его прикосновениями натянута как стрела, мышцы будто жжёт огнём, словно ещё секунда и потеряюсь в этом пламени, в этом обжигающем чувстве любви.
— Элли… — не унимается он и я не выдерживаю:
— Да, да! Возьми меня! Пожалуйста, да сделай уже это!
На его лице расцвела незнакомая торжествующая улыбка. Сердце дрогнуло, но его новый поцелуй заглушил мимолётное сомнение. А затем утонула, растворилась, исчезла, оставляя лишь бесконечное наслаждение, только бесконечное наслаждение.
Чёрная, выцветшая комната встретила холодом и чересчур свежим морозным воздухом. Я поёжилась и перевернулась на другой бок. Совершенно разбитое состояние резко контрастировало с предыдущими пробуждениями после посещения Зазеркалья. Такого никогда не было. Кажется, будто бы избили, изрезали на мелкие ленточки. Сожжённое горло вызывало сухой кашель, глаза слезились, а сердце томилось странной тревожной тоской. Каждое движение — подвиг. Такого не было даже во время самой страшной простуды, когда температура плюс тридцать девять, напуганные родители и приятная ломота в костях. Так болела лишь однажды в глубоком детстве. Скорая, уколы, сладкий мёд и множество других мелочей поставили на ноги, оставив в воспоминаниях искреннюю любовь и заботу мамы с папой.
Сейчас одна и не чувствую себя больной. Вернее, я больна, но чем-то совсем другим.
Выбравшись из постели, с трудом переставляя ноги, добрела по стеночке до ванной, включила маленькую лампочку над раковиной и с ужасом уставилась на отражение в зеркале.
Под глазами пролегли тёмно-фиолетовые с зелёным отливом тени, белки наполнились красными сеточками из лопнувших сосудов, губы обветрились и до крови потрескались. Лицо до невозможности бледное, измождённое, а скулы выступили, заострились. Но самым страшным была шея с опоясывающим ярко-красным ожогом, насыщенным пятном выделяющемся на фоне почти синюшной кожи.
— Что это такое?
Провожу пальцами по щекам и будто не чувствую прикосновения, будто и не касаюсь вовсе.
Внезапное раздвоение набросилось на меня, вытеснив из тела и поместив в зеркало. Я закричала и всё закончилось тем, что рухнула на пол, больно приложившись коленками о кафельную плитку.
— Что со мной не так?!
Не знаю, сколько времени провела на холодном полу, свернувшись калачиком, без сил и возможности пошевелиться. Мысли скакали с одной темы на другую, но с такой апатией, что сосредоточиться на чём-то одном совершенно невозможно. За маленьким занавешенным окошком, потихоньку светлело. И чем светлее становилось в комнате, тем легче становилось мне.
Наконец, сумела подняться и повторно посмотрела в зеркало. Ожог на шее остался, однако посветлел так, словно обожглась несколько дней назад, а не только что. Это было странно, но сил обдумать происходящее не было. Меня сильнее сжигал жар внутри тела. Я простыла, точно простыла. Наверное, это случилось в тот момент, когда разрушила афтершок и оказалась в морозной реальности. Ослабленный и истощённый тревогой организм решил так отомстить за случившееся.
Вернувшись в комнату, пошатываясь натянула халат и надела мягкие тапочки. Закрыв окна, оставив только маленькую щель, спустилась на второй этаж, намереваясь покормить кошку и покурить, обдумать, что делать дальше.
— Черри! — позвала её, доставая сырую курицу из холодильника. — Где же ты милая?
Краем глаза замечаю в дальнем углу кухни.
— Вот ты где! Иди сюда, посмотри, что я для тебя приготовила.
В ответ раздаётся угрожающее шипение. Обернувшись, увидела кошку, согнувшуюся как перед прыжком. Шерсть вздыблена, глаза сверкают и она смотрит прямо на меня, совершенно не узнавая.
— Черри, ты чего?
Я подхожу к ней, намереваясь взять на руки и только наклонившись, получаю удар когтями по протянутой руке.
— Черри! — вскрикнула, прижимая пальцы к груди. Кошка выбежала из комнаты. — Да что с тобой такое?!
Непонимающе покачала головой. Первый раз такое с кошкой. И что на неё нашло?
Закуриваю сигарету, наблюдая, как в микроволновке разогреваются покупные блинчики. Хорошо, что всегда держу запас в морозилке. С готовкой у меня большие проблемы, никогда не было ни желания, ни времени, ни того, кто научит. А потом стало всё равно.
