Шрифт:
Закладка:
Люба Вассерман не пишет, потому что «Штерн» перестал публиковать ее вещи. Причины этому я не знаю…[905]
Из Львова и Алма-Аты пришло в местную библиотеку много книг на идише. «У Днепра» обе части, «Семья Машбер» первая часть, «Вокруг вокзала» Бергельсона[906], стихи Ш. Галкина, несколько сборников стихов Ицика Фефера, Л. Квитко, несколько томов Переца Маркиша – это самые важные книги. Остальное – то же самое, что было и раньше в библиотеке[907] после большой чистки в дни разрушения, не про нас будет сказано…
Поскольку я знаю наверняка, что дни мои сочтены, ибо жизнь моя земная – это одна долгая агония[908], то я стараюсь направить все свои силы на сокровищницу нашей души – Танах и на те считанные книги на иврите, что у меня есть. Заканчиваю. Я коротко обрисовал вам картину того, чем вы интересуетесь.
Мир вам, мой дорогой друг, от любящего и глубоко уважающего вас друга вашего
Иегуды
Горячий привет от моей супруги.
Он же
Вы уже, наверное, знаете, что Фридмана, Рабинкова и Миллера восстановили в партии[909].
NLI. Аге. 4* 1765 3.5 18. Автограф. Текст на иврите и идише.
№ 5.2
Письмо Иегуды Гельфмана из Биробиджана Иосифу Черняку в Ташкент
6/II [19]58 г.
Биробиджан
Моему сердечному, дорогому и любимому другу Иосифу – мир вам и вашей дорогой супруге!
Получил ваше славное, глубокое и такое ценное письмо и прочитал, а точнее изучил его с предельным вниманием, и радости моей нет границ. К моему большому сожалению, я не мог ответить сразу, потому что лежал больной в постели, страдая от ужасных болей, и около двух недель не мог держать перо в руке, чтобы составить вам письмо и выразить в нем свою глубокую признательность за ваше письмо ко мне, которое для меня дороже золота и множества чистого золота[910]. Поверьте мне, мой дорогой: местные целители от медицины не могут облегчить мне мою неизлечимую болезнь, а вы, целитель духа, поддерживающий и призывающий к жизни и работе, вдохнули в меня живой дух, так что я даже несколько забыл о своем бессилии, говоря себе: поучись, бога ради, у своего верного друга Иосифа! Несмотря на все выпавшие ему невзгоды и страдания тела и души, еще не истощилась свежесть его[911], трудится он из последних сил и спешит завершить неоценимую работу по записи преданий из народных уст (фольклора), научные статьи по лингвистике, а что ты, Иегуда? Что в суме твоей, какое наследие оставишь ты уцелевшим?
Ведь есть у меня много воспоминаний, по которым можно было бы написать целую книгу, может, не такую ценную, как мемуары Котика, но, как мне кажется, и в моих воспоминаниях можно было бы найти важные и интересные вещи и богатый материал для еврейского историка о последних пятидесяти годах[912]. Некоторые мои здешние знакомые взывают[913] к моей совести: разбойник, почему ты ленишься и не пишешь хотя бы одну страницу в день? А я, чем я могу оправдаться? Моей неизлечимой болезнью? Нет!
Гениальный поэт Гейне, лежа на смертном одре, создал свои самые прекрасные стихи. А Фруг? Этот великий поэт написал свои лучшие стихи на русском языке, но за несколько недель до смерти, лежа в постели, он не выпускал из рук Танах и сочинил, вспоминая давно забытое и канувшее в прошлое, несколько стихотворений для журнала «Штилим» (они были напечатаны в 1917 году)[914]. И когда Бялик, готовя эти стихотворения к печати, исправил считанные грамматические ошибки и показал это Фругу, у того потекли слезы из глаз от радости, что ему удалось создать несколько жемчужин на иврите и вернуть заблудшие души к их истоку, к ивриту. Великий русский писатель Тургенев за несколько дней до смерти тоже написал пару писем Толстому, не говоря уже о еще большем чуде замечательного русского писателя Николая Островского.
Да, мой дорогой друг, жалобы на болезнь и страдания – прочь отсюда!
Но могу ли я, ничтожный человек, простой еврей, равнять себя с гигантами духа и замечательными талантами? Это – во-первых. А во-вторых, даже если предположить, что мне удастся написать что-то стоящее с литературной точки зрения, мозг мой сверлит старый проклятый вопрос: «Для кого я тружусь?»[915]
Находясь в большом городе Ташкенте, вы думаете, что в городе Биробиджане еврейская культура процветает и развивается выше головы[916]. Ой, дружище! Открою вам секрет, что в этом деле вы ошибаетесь. Количество читателей «Звезды» [ «Биробиджанер штерн»] мальчик сможет переписать[917]. Радио передает на идише два раза в неделю по понедельникам и четвергам всего по 15 минут и баста. Иногда передают из Москвы несколько еврейских песен, и еще совсем изредка наши городские «любители» споют пару песен на идише.
Вот и вся еврейская культура в нашем городе, а вы по большой наивности мечтаете о биробиджанском фольклоре. Оставьте их, евреев нашего города, в покое, пускай живут и наслаждаются благами этого мира… Количество читателей книг на идише в библиотеке тоже разочаровывает, ибо большинство этих читателей – старики-пенсионеры, а молодые не знают еврейского языка (или стесняются читать). В библиотеке есть много книг на идише: почти все произведения наших классиков, а также проза и поэзия наших безвременно уничтоженных писателей… А недавно были получены в переводе на русский язык произведения Шолом-Алейхема – несколько томов; Переца Маркиша – один том; Л. Квитко – один том; Нояха Лурье – один том; Бергельсона – один том. Это в переводе на русский. На идише тоже есть из чего выбирать, но проблема в том, что количество книг намного превосходит количество читателей. И они правы. Зачем им читать старые книги на идише (а новые на идише не выходят), если есть стоящие книги на русском? И если есть несколько глупцов, которым интересно почитать книгу по-еврейски, то те скоро умрут, и тогда конец местной еврейской культуре. На мой взгляд, это должно вам облегчить понимание того, что такому измученному болезнями человеку, как я, не стоит напрягать свой мозг писанием воспоминаний. Если же вы стараетесь работать для «спасения души» (по вашему меткому выражению), то пусть снизойдет на
