Но даже в это тихое существование врывались волнующие события дня. Радиоприемник, который ей оставила Кат, сообщал обо всем, что происходит в мире.

Однажды вечером Амбруст, серьезный и подавленный, каким она еще ни разу не видела его, сказал:

— Дорогая фрау Брентен, похоже, что будет война.

— Что за чепуху вы говорите, — с возмущением воскликнула Фрида. — Война? Не верю я этому. Ведь мы уже пережили одну войну и знаем, что это такое.

Ночью она не могла заснуть, сверлили мозг слова жильца. Опять война? Страшное дело… Неужели люди никогда не поумнеют?..

Фрида Брентен была далеко не религиозна, но в эту ночь она тихонько шептала: «Боже, боже, пусть не будет войны! Спаси людей! Спаси нас!»

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

I

Французские друзья перевезли Вальтера из тулузского госпиталя в Париж. Предполагалось, что с одним из ближайших советских пароходов его перебросят в Москву. Но отъезд затянулся.

Вальтера поместили в семье одного французского инженера, давнишнего члена партии. В просторной квартире на третьем этаже красивого дома, вблизи оперного театра, ему отвели угловую комнату; за ним ухаживали, как в хорошем пансионе.

Раненое плечо давало себя знать. Кость как будто срослась, хотя левой рукой он еще не вполне владел. Хуже, однако, было то, что осколки костей застряли, по-видимому, в легком; тулузские врачи говорили о необходимости хирургического вмешательства.

Шли дни, из дней складывались недели, а Вальтер все жил в своей маленькой угловой комнатке, окна которой выходили с одной стороны в небольшой переулок, с другой — на широкое авеню де л’Опера́. С жизнью его связывал лишь превосходный приемник, который ловил музыку и песни всех стран Европы.

Много радости доставлял ему этот приемник. Он слушал Москву, слушал «Интернационал», исполнявшийся курантами на Спасской башне, слушал мелодичную русскую речь; хоть он и не понимал ее, но ему нравилось ее звучание. Он включал итальянские станции, ловил трансляции из миланского оперного театра «Ла Скала», откуда передавали однажды «Силу судьбы»[26] с участием Лаури Вольпи. Страсбургская станция передавала известия на немецком языке, а иногда также интересные лекции на политические и культурно-просветительные темы, Но Вальтер то и дело ловил московскую волну и жалел, что не понимает русского языка.

Москва. Неужели он действительно увидит ее? Он не смел этому верить и вместе с тем горел нетерпением ступить на ее землю.

Временами он искал волну Стокгольма и радовался, слыша шведскую речь. В Стокгольме Айна. Свидятся ли они? И скоро ли? Приедет ли она в Москву? А может быть, ему удастся, когда он поправится, поехать в Стокгольм?

В начале августа дело наконец сдвинулось; вместе с другими ранеными интербригадовцами Вальтера отправляли в Ленинград. После многомесячного ожидания все необходимые формальности были закончены в два дня. А он уж потерял было всякую надежду на отъезд.

Подлинных документов у Вальтера не было, о паспорте с визой и говорить нечего. Французские друзья проводили его до Гавра и посадили на советский пароход. Полиция, несомненно, отлично знала, что на судне находятся несколько десятков раненых и больных испанских бойцов, так как среди них были люди с ампутированными ногами или руками, даже один ослепший. Но препятствий полицейские не чинили, делая вид, что ничего не замечают; французские власти рады были сбыть с рук обременительных иностранцев, с которыми хлопот и расходов не оберешься, не говоря уже о том, что большей частью это были коммунисты.

После спокойного плавания через Категат и вдоль немецкого побережья Балтийского моря пароход вошел в ленинградский порт.

Вальтер стоял вместе со своими товарищами у борта парохода. Перед ними раскинулся город Ленина. Они проплывали мимо пароходов, и матросы приветственно махали им руками… Каждое судно, каждый баркас, каждая лодка, каждый матрос, каждый человек на советской земле вызывали в них волнующие чувства…

Бледные лица раненых и больных сияли от радостного возбуждения, от счастья. Слепой Эрвин попросил, чтобы его вывели на палубу; обратив незрячие глаза к порту и городу, он напряженно вслушивался в доносящиеся оттуда звуки.

Пройдя на буксире канал, пароход медленно вошел во внутренний порт.

Ночь они провели еще на борту парохода. Утром приехали советские товарищи и на легковых машинах повезли их в гостиницу. Там их ожидала врачебная комиссия. Всех осмотрели. Комиссия определила, кого необходимо направить в больницу, а кого можно и прямо в дома отдыха или санатории.

Вальтер уже в вестибюле гостиницы вычитал по жирным заголовкам газет нечто показавшееся ему крайне неправдоподобным. Советско-германский договор!.. Он не поверил себе. Отведя в сторону Роберта Хессинга, знавшего немного русский язык, он попросил:

— Прочти-ка! Что здесь сказано?

Тот прочел, посмотрел на Вальтера и еще раз прочел.

— Ну, о чем там говорится?

— Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом…

— Гм! А еще что? Читай дальше!

— «23 августа 1939 года Правительство СССР и Правительство Германии заключили пакт о ненападении. Обе договаривающиеся стороны обязуются…»

К ним подошел советский врач. Вальтер спросил у него:

— Верно мы поняли, доктор? Между нами и Германией заключен пакт о ненападении?

— Между Советским Союзом и Германией заключен такой пакт, это верно.

Вальтер оторопело уставился на врача. Тот сказал лишь:

— Вам, товарищи, нужно пройти вон туда. Вы едете в Москву.

Вальтер прошел через вестибюль и присоединился к группе товарищей, стоявших со своими чемоданами в ожидании машин, которые должны были доставить их на вокзал.

II

Вечером они выехали в Москву на «Красной стреле». Их поместили в специальном вагоне, чудесном, с обшитыми красным деревом стенами, с мягкими диванами. У всех были спальные места. Между каждыми двумя купе имелись умывальные. Среди трех сопровождающих была женщина-врач. Все трое хорошо говорили по-немецки.

Борис Иванович, так звали одного из сопровождающих, человек лет тридцати пяти, с умным открытым лицом, трогательно заботился о товарищах, находившихся на его попечении. Он приносил им бутерброды, фрукты, спрашивал у каждого, не хочет ли он пить, помогал опускать диваны, оправлять постель. Когда улеглись, Вальтер отвел Бориса Ивановича в сторону и попросил растолковать ему смысл и содержание договора между Германией и Советским Союзом.

Борис Иванович уселся с Вальтером и Робертом Хессингом в купе и спросил с улыбкой:

— Для вас это, конечно, большая неожиданность?

— Большая! — ответил Вальтер. — Что и говорить.

— Наше правительство хочет мира.

— А Гитлер войны! — вставил Роберт.

— Вот именно, — продолжал Борис Иванович. — Но мы и близко не хотим подпускать к