Начав как-то рассказывать Мэкерзу эту историю, О’Роу понял, что не может остановиться. Сначала он говорил сквозь слезы, задыхаясь, а затем раскричался, перестав себя контролировать, как ребенок. Двадцать лет он носил в себе груз мыслей о шести погибших забастовщиках, а после двух десятилетий молчания вдруг эмоционально очистился и начал говорить об этом. «Я больше не могу, мать вашу, держать все в себе, – признавался он Мэкерзу. – Парни умерли, мать вашу, ни за что!»

Однако, размышляя о циничном решении Адамса постоянно увеличивать число мучеников (это было необходимо для жизнеспособности Шинн Фейн как политической партии), О’Роу споткнулся о весьма неприятную вещь: ведь если бы не такое вот решение, то война, пожалуй, никогда бы не кончилась! Эд Молони впоследствии писал: «Голодная забастовка сделала возможным для Шинн Фейн успешное участие в электоральной политике; последующее напряжение между вооруженной борьбой ИРА и политикой Шинн Фейн привело к мирному процессу и в конечном итоге к концу конфликта. Если бы предложения Тэтчер, сделанные в июле 1981 года[89], были приняты, то, возможно, даже наверняка, ничего бы этого не случилось. Найдутся те, кто скажет, что цель оправдывает средства, что достижение мира было той самой желанной целью, за которую стоило так дорого заплатить». Однако О’Роу продолжал утверждать, что человек, способный вести долгую, просчитанную на много шагов вперед игру, обрекая при этом шестерых мужчин на смерть, которой можно было избежать – такой человек, может быть, и является гением политической стратегии… но все равно он человек, лишенный совести и попросту преступник.

* * *

Когда начинался разговор о голодовке заключенных, Брендан Хьюз обвинял себя как командира, и он говорил это Мэкерзу во время интервью. Хьюз часто вспоминал первую голодовку, которую он прекратил, потому что Шон МакКенна впал в кому. Играя в ту же игру с предположениями и противоречивыми высказываниями, Хьюз думал о том, что могло бы случиться, если бы он позволил МакКенне умереть.

Можно ли было предотвратить вторую голодовку? Можно ли было спасти жизни десяти человек? Он все время прокручивал цифры в голове. Он не мог примириться со случившимся. В какой-то момент, много времени спустя, Хьюз столкнулся в Дандолке с МакКенной. У того были диагностированы поражение головного мозга и большие проблемы со зрением – последствия упомянутой голодовки. «Иди к черту, Дарк, – сказал МакКенна Хьюзу. – Лучше бы ты дал мне умереть».

В то время Хьюз и сам всерьез думал о самоубийстве. Как и МакКенна, он физически пострадал от голодовки. Зрение у него тоже начало падать. Пришлось носить на одном глазу повязку, что делало его похожим на пирата. Сидя в квартире, он часами смотрел в окно, курил сигарету за сигаретой и не мог оторвать взгляд от неровных очертаний города. Школьные дворы и церковные крыши; вдалеке – корабельные верфи, откуда 100 лет назад сошел «Титаник». Кэрри Туоми, жене Мэкерза, казалось, что Хьюз буквально застрял у себя дома. «У меня всегда создавалось впечатление, что он большую часть жизни проводит на подоконнике, – вспоминала она. – Он не мог ни спрыгнуть вниз и покончить наконец со всем этим, ни начать жить реальной жизнью».

«Я сейчас будто наяву представляю тюремный госпиталь, – сказал однажды Хьюз Мэкерзу. – Я даже чувствую тот запах – запах, когда ты умираешь, запах смерти; он висел в госпитале все время, пока шла голодовка. И я постоянно об этом думаю. Иногда я даже принюхиваюсь к нему – этому затхлому запаху смерти. Многие годы не мог, я имею в виду, что несколько лет назад я бы об этом не рассказал. Не мог. Просто не был на это способен. У меня и в мыслях не было делиться этим».

Хьюз вспоминал доктора Росса – доброго терапевта, который поддерживал его во время голодовки и приносил ему свежей воды из горного ручья. Бобби Сэндз никогда не доверял Россу. Называл его «манипулятором». Но для Хьюза доброта Росса много значила. Позже он узнал, что наблюдение за десятью умирающими забастовщиками привело доктора Росса к смерти: в 1986 году он застрелился.

Хьюз признался Мэкерзу, что он дошел до такого уровня откровенности в беседах, потому что знал: до его смерти интервью не обнародуют. Он сказал Мэкерзу, что Джерри Адамс отдал приказ о взрывах в Лондоне в 1973 году – инициировал миссию, которая привела Долорс Прайс и ее товарищей за решетку. «Я имею в виду, что есть то, что ты можешь сказать и что не можешь, – размышлял он. – Я не собираюсь стоять тут и заявлять, что причастен к смерти солдата или к планированию операций в Англии, но я, конечно же, не собираюсь и отрицать это. И слушать, как люди, за которых я был готов умереть, а в некоторых ситуациях едва не умер, стоят и отрицают ту роль, которую они играли в истории? Например, ту роль, которую он играл в войне, в той войне, которой он руководил. Это отрицание просто отвратительно по отношению к тем, кого больше нет в живых».

Хьюз вспомнил Пэта МакКлюра по прозвищу Коротышка Пэт и его тайную команду «Неизвестные», куда входила и Долорс Прайс. МакКлюр исчез в 1980-х годах. В какой-то момент он оставил активную деятельность и пошел работать водителем черного такси. Кто-то спрашивал его, не хочет ли он вернуться обратно и продолжить эту затянувшуюся битву. Но МакКлюр ответил отказом. С него хватит. Хьюз слышал, будто он эмигрировал в Канаду и там умер. «Если МакКлюр осуществлял ежедневное руководство командой «Неизвестных», то кто, – поинтересовался Мэкерз, – был главным для этой группы? Кто отдавал приказы?»

– «Неизвестные» всегда были командой Джерри, – ответил Хьюз.

Когда Мэкерз спросил об исчезновении Джин МакКонвилл, Хьюз сказал ему, что эту операцию одобрил сам Адамс. С точки зрения Хьюза, убийство это справедливое.

– Она была осведомителем, – сказал он.