Подведя Эдиона к крыльцу избы, поддерживая его под руку, травница, открыв дверь, завела родного мужчину в дом.

Боцман вдохнул полной грудью витавший в доме запах разнотравья, уголки его губ чуть приподнялись в блаженстве.

– Ты знаешь, в самые тяжелые моменты моей жизни, когда казалось, что сейчас душа покинет мое бренное тело, я чувствовал, как меня окутывал этот цветущий букет трав. Возвращались силы и вера в жизнь… А порой слышал шёпот моей маленькой внучки: «Живи, деда… живи. Мы тебя любим и ждем». Веришь, Мара? Я верил и боролся за свою жизнь…

«Рассказывать о том, кто ему не дал уйти за грань не возврата, не стал. Сам с трудом верил в то, что с ним произошло. Чтобы Бог решил помочь простому смертному. О таких чудесах не слышал. А на его мольбу о смерти с небес спустились сразу трое Богов. В полузабытье слышал разговор двух Богинь, ощущал кожей прикосновение к телу живительной влаги, думал, что бредит… От появления Изорга затрепетала душа… Бог морей. Сколько о нем сложено легенд и песен, но ни разу никто не видел его воплоти.

Долго приходил в себя. Очнувшись на корабле в первую ночь, прижал подушку к лицу, чтобы заглушить отчаянный крик душевной боли и радости. Плакал от счастья и неверия. Возносил молитвы Богам и уснул с улыбкой на лице и мыслями: «Я жив… совсем скоро обниму своих дорогих сердцу девушек».

– Сари!

Эдион по привычке стал крутить головой в желании увидеть несмышленую девчушку.

Травница с болью в глазах прошлась рукой по плечу мужа.

– Сари с подружками ушла в лес по грибы. Вернется еще нескоро.

Боцман прошелся руками по телу любимой женщины, дрожащими пальцами обвел овал ее лица, обхватив его, впился жадным поцелуем с желанными губам. Возбужденно дыша, с неохотой разорвав поцелуй, Эдион прижал к себе травницу, продолжая наслаждаться прикосновениями.

– Марочка… душа моя, как же я по тебе скучал. Если бы ты знала, как мне хочется увидеть твои глаза цвета морской пены.

Уткнувшись в мужскую широкую грудь, травница успокаивала дыхание и внутреннюю волну возбуждения от требовательных губ мужа.

– Всегда считала, что у меня зеленые глаза, – счастливо улыбнувшись, Мара, подняв голову, посмотрела на улыбающееся лицо Эдиона. И хотя его верхняя часть лица была прикрыта грубой лентой материи и женщина не видела лукавых глаз мужа, но точно знала, что в черноте зрачков любимого сияют смешинки счастья. Травница всплеснула руками, качая головой и ругая себя. – Вот какая нерадивая хозяйка! Ты, наверно, голоден?!

Боцман сгреб в охапку жену, прижал к себе, давая понять, какой голод его сейчас одолевает.

– На стол будешь потом накрывать. Новость о моем приезде быстро по Орковке разнесется. Селяне, сгораемые любопытством, в дом повалят. Помоги до лавки у печи дойти.

Выполнив просьбу мужа, травница, не послушав его, принялась хлопотать по дому.

Эдион оказался прав. Не успела Мара разжечь дрова в печи, как дверь резко распахнулась, и в избу влетела Милока. Застыв на пороге, тяжело дыша от бега, она некоторое время не могла вымолвить ни слова, с болью в глазах смотря на слепого мужчину.

– Эдион… а мой? – вдовушка, тяжело сглотнув, так и не смогла вымолвить имя мужа.

Опершись рукой о стенку печи, Эдион встал, продолжая держать руку на теплой каменной кладке.

– Был шторм… – боцману было сложно рассказывать о гибели команды, а ещё сложней описывать, как они умирали. – Наш корабль подхватило прибрежное течение и выбросило на рифы. Очнулись на песчаном берегу необитаемого острова… Я и оставшиеся из команды семеро матросов стали обходить берег, выискивая выживших. К сожалению, Зорин погиб. Вырыв могилу, мы похоронили умерших морских волков: они вместе впитывали кожей морскую соль, вместе ходили многие годы по сине-черным водам, вместе легли в сырой песок в незнакомом месте. Через месяц и остальную команду постигла беда. Заболели незнакомой болезнью. Жар тела, лихорадка. Все ушли один за другим. Выжил только я, да и то со временем стал замечать, что слепну. Восемь долгих лет жил один на необитаемом острове. На мое счастье, на одном из кораблей закончилась питьевая вода, вот они и отправили шлюпку к острову…

Услышав всхлип вдовушки, Эдион замолчал, чувствуя себя виноватым. Всей правды не рассказал. Да и кому она нужна, эта правда? А душа вдовы хоть немного, но успокоится, перестанет надеяться на возвращение мужа.

Милока завыла по-бабьи, оплакивая тяжелую долю мужа.

Мара, обняв селянку за плечи, подвела к столу, усадила на табурет, поднесла к губам кружку, уже наполненную успокоительным отваром.

– Попей, легче станет, – слов утешения не говорила. Да и как сказать, если у одной муж вернулся, а у другой нашел свою погибель в далекой дали.

– Ох ты ж долюшка моя! – заголосила, качаясь из стороны в сторону, женщина, умываясь слезами. – Как умоляла, уговаривала не ходить в это плаванье. Словно чувствовала, что сгинет в пучине морской. Зорин ты мой, бедный Зорин! Что ж ты натворил? Детей сиротами оставил, меня вдовой…

Травница прижала к себе убитую горем селянку, стала молчаливо гладить по ее вздрагивающей от рыданий спине. Вскоре в избу вбежали дети сгинувшего морского волка. Увидев плачущую мать, бросились к ней, обняв, стали оплакивать своего отца. Милока резко замолкла, подхватив подол платья, растерла слезы по зареванным лицам.

– Сироты вы мои! – обняв детские спины, вдовушка вздохнула, поднялась со стула. Бросив на Эдиона грустный взгляд, вытерла решительно бежавшие по щекам соленые дрожки. – Вы уж простите меня… хоть веры и не было, что возвратится мой Зорин, но вот узнала, что Эдион вернулся, и всколыхнулась надежда внутри… Да чего говорить, – махнув рукой, вдова направилась на выход, обняв худенькую спину семилетнего сына. Другие ее дети хоть батьку видели, а этому и не довелось посидеть на ногах у отца.

Когда за Милокой закрылась дверь, Мара подошла к Эдиону. Взяв его ладонь, уместилась на лавке, потянув мужа за руку, приглашая присесть.

Боцман тяжело опустился рядом, поднес пальчики любимой женщины к губам, коснувшись их жаром, тяжко вздохнул.

Много раз он представлял встречу с вдовой. Все время на душе словно тяжелый камень лежал. Будто сам Зорин дожидался этой минуты встречи и разговора. Оплакала его смерть семья и успокоилась метающаяся за гранью душа моряка. И на своей душе сразу полегчало. Поцеловав в висок жену, Эдион улыбнулся.

–