Но пока этот момент еще не кончился, пока они снова не закрылись друг от друга стеной из непреодолимых обязательств, а жестокая и кровопролитная реальность опять не напомнила о себе, Дин решился на то, о чем так давно мечтал — почувствовать почти забытый вкус ее мягких и нежных губ. Переборов страх быть отвергнутым, он резко обхватил лицо Леди руками и жадно поцеловал, не оставляя шанса на сопротивление.

Но Тали даже и не пыталась вырваться. Не ожидая, что Рид решится на что-то подобное, несмотря на все ее уговоры, она так и стояла, оторопев и позабыв обо всех «за» и «против». Терпкий запах его парфюма, ненавидимая ею борода, но столь родные и волнительные губы обрушили на Леди каскад из уже, казалось, поблекших, но мигом вновь наполнившимися красками воспоминаний самых ярких моментов их прошлого — прогулки под ночным небом Лонде-Бри, кольцо-обещание всегда быть рядом на свадьбе Эрики, и моменты близости, урываемые украдкой между бесконечной борьбой за собственную жизнь. И бесконечная, казавшаяся уже непреодолимой пропасть, отделявшая это прошлое от настоящего.

Леди не заметила, как сама с нескрываемой жаждой ответила на поцелуй Дина, встав на носочки, чтобы подтянуться ближе, и запустив руки в русые волосы Рида, еще крепче прижалась к нему. Словно его губы могли спасти Тали от нового падения в пропасть, которая не оставит и малейшего шанса на возвращение прошлого. Вопреки здравому смыслу, собственным убеждениям и той боли, которую сейчас испытывала, Леди всей душой хотела растянуть этот спасительный миг. Даже если кто-то вновь войдет в кабинет, даже если это будет Кэтрин, Леди отказывалась останавливаться и сдерживаться в томительных стонах, когда обжигающие губы Дина лишали ее кислорода и возможности дышать. Казалось, сейчас воздух ей и вовсе не нужен, только этот поцелуй и поддерживал в ней настоящую жизнь, ту самую, вкус которой забылся за семь лет.

И все же им нужно было перевести дыхание, и это случилось тогда, когда сладостный вкус неозвученных признаний и обуреваемых чувств сменился горьким и соленым оттенком неизбежности от ее слез, которые непрошено потекли по щекам. Они оба знали правду. Правду о том, что самообман заключался не в отрицании чувств друг к другу, а в том, что они не смогут вечно избегать их проявления. И что бы ни случилось потом, легче точно не станет. Только больнее.

Глава 10

Эстер

— Папа!!! — испуганно взвизгнул темноволосый мальчуган, стоило ему только вместе с матерью оказаться на пороге лечебной палаты в лазарете при городском Штабе.

В то время, как Оливер кинулся к отцу, Джоан пораженно застыла у входа. На Клаусе не было живого места, почти все его тело было перебинтовано, а там, где бинты не скрывали рваные раны от укусов оживших мертвецов, виднелись глубокие синяки.

— Олли! — охнул Берч и поморщился, когда испуганный сын прижался к нему. — Полегче, парень, а то придется снова звать целителей…

— Ой, прости… — пискнул Оливер, растерянно оглядывая раны отца. — Кто это с тобой сделал? Вурдалаки? Темные эфиристы?

— Да нет… всего лишь пара-тройка зомби, — сконфуженно вздохнул Клаус, покосившись на бывшую жену, которая так и стояла у входа.

— Зомби? Не может быть! Они же совсем бестолковые! — продолжал донимать сын. — Ты же мог их раскидать своим эфиром!

— Выходит, не такие уж и бестолковые. Нельзя недооценивать противника, Олли. Я вот недооценил, и посмотри, что в итоге? Валяюсь на больничной койке…

— Я никогда не буду так делать! — уверенно воскликнул Оливер, не до конца понимая, что вообще это значит — недооценивать.

— Обещаешь? — Клаус протянул сыну ладонь, и тот радостно ударил по ней и тут же ойкнул, когда заметил, как отец снова поморщился от боли. — Прости, я не хотел!

— Да брось, твой папа не такой уж слабак, как может сейчас показаться. Послушай, Олли, можешь найти кого-нибудь из лекарей и спросить про еду? Я ужасно голоден.

— Конечно! Я мигом! — радостный от столь важного поручения, Оливер тут же вылетел из палаты.

— Милый, только не заблудись… — только и успела крикнуть ему вслед Джоан, понимая, что просьба Клауса была лишь поводом, чтобы он и она могли поговорить наедине. Или, точнее, поругаться. Джоан уже не помнила, когда они в последний раз нормально разговаривали.

— Ты так и будешь стоять там? — недовольно буркнул Берч, считая, что может себе это позволить в нынешнем положении.

— Нет, наверное, не буду, — неуверенно протянула Джоан и, еще немного помявшись у входа, все-таки сделала пару шагов к койке бывшего мужа. Она старательно отводила от него взгляд, разглядывая аскетичную обстановку палаты, боясь выдать волнение и тревогу.

— Спасибо, что пришли, — уже без прежнего гонора вздохнул Берч. — Рад видеть, что вы в порядке.

— Чего не скажешь о тебе. Как такое могло произойти? Зачем ты сам бросился в бой? Ты же не страж и не хранитель… — по привычке начала отчитывать его Джоан.

— Но и стоять в стороне, когда гибнут другие, никогда не буду, ты же знаешь. Какая разница, как? Это уже произошло, теперь главное — подумать, что делать дальше.

— Ты же мог погибнуть… — безжизненным тоном вымолвила Джоан, больше не в силах скрывать своих чувств. — Что тогда было бы с нами, ты не подумал⁈

Клаус задумчиво посмотрел на бывшую жену. Наспех надетая кофта и джинсы, полное отсутствие косметики и всклокоченные волосы — похоже, она бросилась в лазарет сразу, как узнала, что он ранен. И только ее слова вызвали теплый отклик и капельку надежды в душе Берча, как Джо тут же добавила:

— Точнее… что было бы с Олли…

— Ну, у него есть храбрая и отважная мать-хранитель, не то