вместо того чтобы возвратиться к себе в логово, отправился на болото. Там он подстроил ловушку, в которую я чуть было не угодил, в том месте, где он проломил лед, чтобы избавиться от преследователя. — Замолчав и продолжая пристально глядеть на огонь, Виктор еле заметно улыбнулся. — Если бы я вовремя не заметил его меток на льду, то мне вряд ли удалось бы выбраться оттуда живым. Он рыжий, это я точно знаю; по пути мне приходилось видеть клоки его шерсти, зацепившиеся за колючки. Ну вот, пожалуй, и все. — Он снова потер руки одну о другую, осторожно массируя сбитые до синяков суставы, и поднялся, выпрямляясь во весь рост. — Скорее всего, на его территории стало совсем плохо с охотой, и теперь он положил глаз на наш лес. А для этого ему прежде всего нужно будет разделаться с нами. — С этими словами он окинул суровым взглядом притихшую стаю, собравшуюся в кружок вокруг него. — Итак, отныне ни один из вас не должен выходить в лес в одиночку. Никуда и ни за чем, даже за горстью снега. Отныне все мы будем охотиться парами, всегда оставаясь на виду друг у друга. Всем ясно? — Он дождался, чтобы все: и Никита, и Рената, и Франко, и Алекша — кивнули ему в ответ. Павла изумленно молчала; в ее длинных русых волосах торчали сухие травинки. Виктор перевёл строгий взгляд на Мишу. — Понял? — повторил он.

— Да, господин.

Время шло, дни и ночи сменяли друг друга. Живот у Алекши продолжал расти, и все это время Виктор учил Мишу по пыльным книгам. С латынью или немецким языком особых трудностей не возникало, но вот английский не давался ему никак. Труднопроизносимые иностранные слова застревали в горле.

Язык англичан казался непроходимыми дебрями, через которые он все же, хоть и с превеликим трудом, начинал прокладывать себе дорогу, продвигаясь вперед медленно, но верно.

В один из таких уроков Виктор взял в руки и раскрыл огромный тяжелый манускрипт, страницы которого были заполнены английскими стихами, переписанными замысловатым почерком.

— Сейчас я прочитаю тебе кое-что. Вот послушай, — объявил Виктор и начал читать:

Я, вдохновленный свыше, как пророк, В мой смертный час его судьбу провижу. Огонь беспутств утихнет скоро: Пожар ведь истощает сам себя. Дождь мелкий каплет долго, ливень краток; Все время шпоря, утомишь коня; Глотая быстро, можешь подавиться.[8]

Он оторвался от книги.

— Ты знаешь, кто написал эти стихи?

Миша лишь отрицательно покачал головой, и тогда Виктор назвал ему имя поэта.

— А теперь повтори сам, — приказал он.

— Шее… Шех… Шейхспир?…

— Шекспир, — отчетливо произнес Виктор, и после этого он благоговейно прочитал еще несколько строк:

Счастливейшего племени отчизна, Сей мир особый, дивный тот алмаз В серебряной оправе океана, Который, словно замковой стеной Иль рвом защитным, ограждает остров От зависти не столь счастливых стран; То Англия, священная земля, Взрастившая великих венценосцев, Могучий род британских королей.

Закончив читать, он снова взглянул на Михаила.

— Все же есть на белом свете страна, где ученых людей не расстреливают, — задумчиво проговорил он. — По крайней мере, пока. Мне всегда хотелось побывать в Англии. Человек может жить там, оставаясь свободным. — Взгляд Виктора был мечтательно устремлен куда-то поверх головы ученика, в видимую только ему одному даль. — Там, в Англии, не сжигают книг и уж тем более не ставят к стенке тех, кто их читает. — Тут он, словно опомнившись, снова посмотрел на мальчика. — Да и что уж теперь говорить, сам я там не был и побывать там мне не суждено. А вот ты… У тебя еще все впереди. Если ты когда-нибудь выберешься отсюда, то отправляйся в Англию. Вот тогда и узнаешь, что это за «священная земля». Договорились?

— Да, господин, — кивнул Миша, еще даже толком не понимая, на что он с такой легкостью соглашается.

И вот наконец над лесом пронеслась последняя той зимой снежная буря, и на бескрайние просторы России пришла весна. Потом на землю пролился первый весенний ливень, и леса начали одеваться зеленым великолепием. Мише не давали покоя одолевавшие его все это время странные сны: он видел себя зверем, стремительно бегущим вперед, пробирающимся сквозь темное лесное царство. И каждый раз он просыпался в холодном поту, дрожа от ужаса. Иногда он вдруг замечал, что то на руках, то на груди или ногах вдруг начинает показываться и тут же прячется обратно под кожу густая черная шерсть. Время от времени начинали болеть кости, как если бы они когда-то были сломаны и теперь начинали срастаться заново. И всякий раз, когда ему доводилось слышать доносившуюся издалека перекличку уходивших на охоту Никиты, Виктора или Ренаты, у него неизменно перехватывало дыхание и непонятная, ноющая боль пронизывала сердце. Превращение еще только ждало его, оно приближалось, надвигаясь уверенно и неотступно.

Роды у Алекши пришлись на самое начало мая. В ту ночь она извивалась и пронзительно визжала. Павла и Никита все еще