Нет, не нормально!

Меня бьёт ознобом. Мне кажется, даже после плена я так не жаждал крови своих врагов, как сейчас. До дрожи в пальцах хочу медленно и с наслаждением истязать ублюдка Юнусова.

— Да, Фил, — голос вибрирует. Даже я ощущаю, как от меня во все стороны тянет холодом. Мужики подбираются. Все они своего рода хищники. Нутром, холкой чувствующие опасность. — Всё нормально. Работаем по плану.

— Тогда я поехал? — спрашивает он.

Киваю, отпуская парня отыгрывать свою роль, о которой знают лишь он и я.

— А мы когда едем? — интересуется ТТ.

— Сейчас подъедет ещё один человек и выдвинемся, — откидываюсь на спинку сиденья. Оттолкнувшись ногами от пола, отъезжаю от стола и делаю пару оборотов вокруг своей оси.

Экран моего телефона, выставленного на беззвучный режим, загорается. На нём плашка с пришедшим сообщением от Рустама. Приехал.

— Выдвигаемся, парни, — поднимаюсь.

Они за мной. На ходу проверяем оружие. Эхо от тяжёлого шага массивных мужчин уносится вглубь коридора. На служебном лифте спускаемся на первый этаж, проходим через холл на парковку и распределяемся по машинам.

Пожав руку Рустаму, приглашаю его поехать в моей тачке. Свою заберёт потом. Он курит, а у меня лёгкие и так горят. Перед глазами нехорошие картинки Асада, Иры. Если я сейчас ещё и закурю, мы точно взлетим на воздух. Сердце выдаёт какие-то дикие ритмы, и пальцы до бела сжаты на руле.

— Я ещё ни разу не видел тебя в таком состоянии, — тихо признаётся Рустам.

— Я сам себя в таком состоянии никогда не видел, — на светофоре закрываю глаза и пытаюсь знакомыми дыхательными техниками успокоить внутренний шторм.

Напоминаю себе, что мне нужна холодная голова.

Ира, Иришка, ведьма моя, как же всё так у нас… через задницу, родная?! Я вылечу тебя, вылечу нас. Я найду силы, чтобы не сорваться. Всё будет хорошо. Я помню, что у меня нет права на ошибку. Я всё помню, Ир. Думаю о тебе. Всегда помогает. Ты мне помогаешь, родная.

Очень давно вот так мысленно не говорил с ней. Наверное, с самого плена…

Пытаемся с Рустамом разбавить тишину короткими разговорами, но я уже несколько раз терял их суть, выхватывая лишь обрывки фраз. Что-то удаётся связать между собой и даже ответить Русу, а что-то бесследно сгорает внутри меня.

Тренер с базы по моей просьбе отчитывается о том, как там Егор. Улыбаюсь, увидев короткое видео сына с Псом, которого я недавно подобрал. Они играют во дворе, Егора вроде отпустило. Он смеётся и носится с собакой по закрытой территории. И уличный пёс крутится в ногах, будто щенок.

— Племяш, — улыбается Рустам, тоже заглядывая в экран.

— Иру с детьми надо будет спрятать, — отвечаю ему, убирая телефон в карман. — Сейчас начнётся пиздец. Нельзя, чтобы их хоть как-то зацепило.

— ДетьмИ? — удивлённо косится Рустам. — Я чего-то не знаю?

— Потом. Сейчас нет сил объяснять, — устало выдыхаю.

— В принципе, детей вывезти не проблема, а вот Ира… — он внимательно смотрит в лобовое, профессионально сканируя крыши бараков, к которым мы приближаемся.

— Решим. Надо будет, я ей лично мешок на голову надену и вывезу. Пусть потом шипит сколько угодно, лишь бы живая.

Въезжаем в промзону. Ту самую, где ещё недавно моя Ведьма вершила свою магию, спасая мне жизнь. Место и правда идеальное. Выхожу из машины, ступая в снег, который здесь никто не чистил с начала сезона, отряхиваю обувь, осматриваюсь. Мои люди грамотно распределяются по позициям, а мы с Рустамом почти синхронно вдыхаем морозный воздух полной грудью и выдвигаемся к одной из бетонных коробок.

После нового года их снесут, чтобы весной начать строительство, а пока Грановский отдал это место мне для решения рабочих вопросов.

Вхожу в бетонную коробку. Холод здесь совсем другой. Он насквозь пропитал шершавые стены, почувствовал себя хозяином и пытается проморозить нас, пробираясь прямиком под кожу и мясо. Никакая одежда не спасает от этой пронизывающей холодной сырости. Над потолком висит тускло горящая лапочка. На стене к трещинам добавляются причудливые, жутковатые тени. Наши тяжёлые шаги гулким эхом сообщают всем притаившимся здесь крысам о нашем визите.

Пиная старые сырые доски от паллетов, наступаю на битое стекло, ржавый гвоздь и останавливаюсь перед Серпом, вздёрнутым за запястья под потолок. Цепь с крупными звеньями из грубо обработанного металла уже успела содрать кожу с его рук. Ноги достают до пола лишь носками ботинок. Психологически тяжёлое положение. Оно даёт иллюзию, что ещё немного и ты сможешь нормально встать и распутаться. Серп явно пытался сделать именно это, самостоятельно нанеся себе саднящие, кровоточащие раны.

На улице остались практически все. По моему приказу только ТТ подошёл к нам. Рванул пополам футболку с Серпа, задержался на нём взглядом и отошёл к Рустаму.

Я лишь усмехаюсь, глядя на парня. У нас с Филом появились к нему вопросы, но пока я делаю вид, что ни о чём не догадываюсь. Мне так выгоднее.

Подхожу к Серпу, смотрю только в глаза.

— Ты гораздо хуже тех, с кем мы тогда воевали. Для них мы хотя бы враги. А ты исподтишка бил по своим. По тем, кто тебя вырастил, выучил, прикрывал!

Срываюсь на резкие точные удары по его животу, по старой армейской методичке, не оставляя внешних следов и переворачивая все внутренности так, что дышать было трудно еще минимум неделю.

У предателя начинают слезиться глаза. Он похож на рыбу, выброшенную из воды. Шлёпает губами в попытке ухватить побольше воздуха.

— Кто твой хозяин? — задаю прямые вопросы. У меня нет настроения играть с ним в шпионов.

— Просто убей меня, — хмыкает Серп. — Терять мне всё равно нечего.

— Тут я бы поспорил, — возвращаю ему циничную ухмылку.

Надеваю кастет и ломаю ублюдку ребро. Под кожей расползается бордовое пятно. Серп стонет, хрипит и скрипит зубами.