Европы, разговоры об абстрактной коллективной вине перешли в убежденность о коллективной невиновности, которая снимает со всего населения какую бы то ни было личную ответственность за прошлое и за будущее.

Ностальгия, казалось бы, противоядие политике и идеологии. История в ностальгическом ракурсе превращается в любимый парк культуры и отдыха, где человек может спокойно отдохнуть на природе рядом с какой-нибудь классической девушкой с веслом. Откровенная политизированность конца 1980-х вообще вышла из моды, политик должен делать вид, что он просто частный человек, играющий на саксофоне, любящий свою жену и свою собаку, регулярно посещающий церковь и занимающийся спортом. О деидеологизации говорит теперь не контркультурная богема, а главы корпораций и правительств. Ностальгия – это меч с двойным лезвием: обещая деполитизацию, она становится любимым политическим оружием.

С точки зрения мифологии памяти и свободы можно условно выделить два периода, которые трудно поддаются точной датировке: «перестройка» и «реставрация». Для общественного мнения и прессы перестройки характерна работа памяти, интерес к истории и прозападные настроения. Запад понимается абстрактно, как демократия (то есть уважение к человеку, всеобщее благополучие – перевертыш пропаганды холодной войны), а не как конкретная экономика, рынок и политика. Для риторики перестройки характерна деидеологизация, которая понималась как десоветизация, демистификация советской повседневной идеологии. Работа памяти велась в архивах, профессиональными и непрофессиональными историками, общественными организациями типа «Мемориала», с целью заполнить или хотя бы обозначить пробелы и черные дыры советской истории. Искусство, несмотря на малые средства, находилось в состоянии эйфории. Типичный фильм гласности, как иронически отмечали критики, обязательно показывал проститутку, курящую марихуану под портретом Сталина. Игра с тоталитарным китчем, с батюшками-царями и лидерами была всенародным экзорцизмом. Через пару лет фильмы времен перестройки могут стать полузапрещенными или полудиссидентскими.

Для периода реставрации, начавшегося между 1993 и 1996 годами, характерна ностальгия (поддерживаемая сверху) и опять же деидеологизация. Только теперь деидеологизация – это не контркультурное явление, а официальная политика. Деидеологизация – это новая советизация, возврат к брежневско-андроповским мифам. Неужели и правда, как показывает опять же фильм «Брат-2», «Back to the USSR» в конце концов пережило «Bye Bye, America»? В отличие от романа с Западом, характерного для перестройки, период реставрации определяют антизападными настроениями при гораздо больших контактах с Западом. Так и получилось, что искусство этого периода пропагандирует антизападные настроения вполне профессиональным западным языком. Его можно охарактеризовать как гибридный феномен, не антиглобалистический, но и не уникально-локальный. Реставрационная ностальгия конца 1990-х – это явление скорее «глокальное». Успешным примером этого может служить «Русское бистро» мэра Москвы Юрия Лужкова (автор ничего не имеет против его пирожков). «Русское бистро» было не просто ответом на «Макдоналдс», оно предлагало иную историю «быстрой еды» – fast food. Искусствоведы и историки давно предполагали, что гамбургер был придуман русскими конструктивистами и позднее запечатлен в памяти старшего поколения как «котлета Микояна». Но история быстрой еды уходит корнями в еще более давнее прошлое. Французское слово «бистро» означает «быстро» и якобы берет начало в 1814 году, когда русские солдаты-победители торжественно гуляли по Парижу, требуя хлеба и зрелищ как можно быстрее. Какой русский не любит быстрой еды! Язык победителей всегда догоняет и перегоняет язык побежденных. Блокбастер Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник» – самая дорогая в истории кино история несчастной любви. Это пример русского Голливуда, в котором все голливудские конвенции служат тому, чтобы показать невозможность брака по любви между русским и американкой. Сам режиссер играет роль батюшки-царя, который не благословляет межкультурный мезальянс. Если в голливудском фильме любовь обычно побеждает политические различия и вообще политика – только фон для любви кинозвезд, в русском Голливуде – все наоборот, и никакая Джулия Ормонд тут не поможет.

Ностальгия сама по себе не локальная российская болезнь, противостоящая глобальным процессам, а, наоборот, феномен мировой культуры. История ностальгии тесно связана с историей прогресса и Нового времени. Ностальгия, от двух греческих корней, «nostos» и «algia», буквально «тоска по дому»; часто это тоска по метафорическому дому, которого больше нет или, может быть, никогда и не было. Это – утопия, обращенная не в будущее, а в прошлое. Ностальгия не всегда ретроспективна, она может обращаться просто к иным пространствам и другим временам. Ностальгия – это попытка повернуть время вспять, преодолеть необратимость его течения, превратить историческое время в мифологическое пространство. Однако сама потребность в ностальгии исторична. Она может быть защитной реакцией, ответом на ломки переходного периода истории. Ностальгия ищет в прошлом той стабильности, которой нет в настоящем, тоскует о потерянных местных наречиях и медленном течении времени.

Слово «тоска»,по словам Дмитрия Лихачева, трудно переводится на иностранный язык. Тем не менее в XIX веке философы-романтики многих стран мира писали о волшебной непереводимости их томления. Чешская litost’, румынский dor, острый как кинжал, польская tesknots, португальская saudade – ну как можно перевести такие щемящие ассонансы и аллитерации? Оказывается, что все эти слова-синонимы и описывают одну и ту же болезнь сердца. Хотя слово «ностальгия» и состоит из двух греческих корней, оно не является древнегреческим, а скорее ностальгически-греческим. Как уже сказано, понятие «ностальгия» вводится в оборот в медицинской диссертации швейцарского врача Иоганна Хофера (1688). Эта болезнь поражала наемных швейцарских солдат, а также слуг и студентов, воевавших, работавших и учившихся вдали от родины. Так как ностальгия связана с осязанием, обонянием и вкусом, солдатам запрещали строго-настрого напевать альпийские мелодии и нюхать альпийские травы. Ностальгия – недуг больного воображения, поражающий душу и тело, – болезнь тяжелая, но излечимая. По мнению ученых докторов XVII века, прочищение желудка, опиум, пиявки и поездка в Альпы помогают отделаться от заболевания в короткий срок. К концу XVIII века симптомы ностальгии становятся более серьезными. Как ни бились ученые-медики, они не могли установить точное местонахождение – locus – ностальгии ни в мозгу больного, ни в окружающем его мире. Как выяснилось, возврат на родину не всегда излечивал, а часто даже ухудшал состояние пациента. Во французских источниках бытует легенда о русском генерале, который придумал хитроумное средство по борьбе с ностальгией. Когда в его армии случилась очередная эпидемия, генерал приказал больных ностальгией зарывать живыми в землю, после чего жалобы солдат быстро прекратились270. Генерал как бы реализовал метафору и вернул солдат в землю-матушку, поразив иностранных коллег своим радикализмом. Ностальгия амбивалентна: эта тоска по родине может быть совсем не патриотичной и, наоборот, служить предлогом для освобождения от военной службы. Кстати, генерал временно приостановил эпидемию ностальгии, но войну все равно не выиграл.

К концу