– Поцелуем, деточка, поцелуем, – бабушка обняла старшую внучку за плечи. – Иди, не беспокойся. Только скажи, на каком автобусе нам лучше до больницы добраться?

– Тут только десятый ходит. До рынка на нём доедете, а там на шестнадцатый троллейбус пересядете. Или на маршрутку. Их к больнице много едет. Но легче такси вызвать. Так быстрее получится. Минут двадцать – и вы на месте.

– Нам, Катюш, торопиться некуда, – улыбнулась бабка. – Больше часа в запасе. Варенька, ты переодеваться будешь?

– Не, бабуль, только ботинки надену. А то ногам жарко, – Варя залезла на стул и с кряхтеньем принялась стягивать резиновые сапожки, в которых гуляла. – Деда, помоги, а? Припотели, не снимаются. Бабуль, а ты пока сухие носки принеси. Они в моей комнате, в подкроватном ящике.

– Раскомандовалась! – возмутилась Катя. – Ба, не надо. Я принесу…

Лену было не узнать. Чересчур худая, аж щёки ввалились, бледная, с огромными синяками под глазами, она даже не встала, когда вошли родители с дочерью. Попыталась улыбнуться, но и это несложное действие, было видно, далось ей с трудом. «В среднем по району», – вспомнил Волин слова зятя. Нет, Миша, это не в среднем. Хуже, много хуже.

Пока Валентина Васильевна искала доктора, пока с ним беседовала, Варя вскарабкалась на подоконник, и, сидя на нём, глядела сквозь стекло вниз, на дорогу, по которой туда-сюда сновали автомобили, обдавая обочины и зазевавшихся пешеходов грязной водой из глубоких луж.

Волин расстроился ещё сильнее. Откинув простынь, он присел с краешку и достал из сумки яблоко.

– Погрызёшь, дочка? Или, мож, на дольки порезать?

– Порежь, пап, – полушёпотом отозвалась Лена. – Если не трудно. Нож в тумбочке.

– Трудно? – хмыкнул Волин. – Ерунду не говори. Ты мне лучше вот на какой вопрос ответь… пока матери нет. Ты трубу где взяла?

– Какую трубу? – не поняла Лена.

Она даже брови нахмурила, пытаясь понять, о чём речь.

– А такую, – пояснил Волин, разрезая яблоко на осьмушки и выкладывая их на блюдце, – что у вас в прихожей стоит. В чёрном футляре. Вспомнила?

– А, эту… – одними глазами улыбнулась дочь. – Да на толкучке у пройдохи какого-то купила. Недорого. За три тысячи всего. Похожа на старинную, но, наверное, подделка. Была б древней, он бы её антикварам отнёс, правда?

– Наверное, – пожал плечами Волин. Подробности он решил опустить. Во всяком случае, пока. – Ты на ней играла?

– Смеёшься? – ответила Лена. – Я не умею. Так, попробовала дунуть. Не получилось. Шипит, как гадюка… Слушай, а ты ж в своём Доме культуры в оркестре играл. Как раз на трубе. Так что…

Лена, схватившись за ручки, приваренные к бокам кровати, попыталась сесть. Не смогла.

– Пап, не поможешь?

Валентин Васильевич вскочил на ноги и, кляня себя в душе за недогадливость, усадил дочь, подложив ей под спину подушки.

– Так что, трубу можешь забрать, – закончила Лена фразу, которую минуту назад оборвала. – Она мне не нужна. Хотела в музей отнести, на экспертизу, да теперь думаю, не судьба.

– Ты это, – нахмурился Волин, – судьбу-то раньше времени не призывай. Ишь, надумала. Дочки у тебя. Катюша… Варенька – вылитая ты в детстве. И мы ещё с матерью живы. Нас-то кто хоронить будет? Не вижу свою Ленку. Где она?!

– Деда! Да что ты какой глупый?! – Варя спрыгнула с подоконника, подбежала к матери, взяла её за руку и протянула Волину. – Слепой, да? Вот твоя Ленка. Не узнал?

Дед не выдержал, засмеялся. И Лена наконец-то улыбнулась, обнажив пожелтевшие зубы.

– Что ж, – сказала она значительно громче, – придётся выздоравливать. Вот только, пап…

– Да, дочка? – обратился во слух Валентин Васильевич.

– На операцию я не соглашусь. Не знаю отчего, но только чувствую, что без толку это, – полушёпотом отозвалась Лена. – Вы уж меня с мамой простите, хорошо?

– И правильно, что не согласишься. Я тоже знаю, что без толку, – Волин, ободряюще кивнув, сжал руку дочери. – Ты ж моя дочь, не чья-нибудь. Вот без ножа тебя и выхожу. На ноги поставлю. Обещаю. А пока яблочки ешь. Семеринка твоя любимая. Наша, андреевская…

Троллейбус, шурша штангами о провода, нёсся по проспекту. Варя с бабушкой о чём-то разговаривали, сидя на переднем диванчике. Волин же, увидев афишу, приклеенную к стеклу скотчем, словно перешёл в иное измерение. С помятого листка пристально и как-то насмешливо, что ли, на него смотрел длинноволосый седой старик. В роскошном чёрном фраке и при галстуке-бабочке.

Нет, не узнать этих глаз, пусть прошло столько лет, Валентин Васильевич не мог. Жорик! Брат Алёнкиного библиотекаря, тот самый гад, что стащил из их дома трубу, оставив взамен свою. Ошибиться невозможно. Хоть надпись и гласила, что на афише руководитель всемирно известного джазового оркестра из Америки Джордж Навин, Волин даже ни на секунду не сомневался. Он! И единственный концерт в городе как раз сегодня – восьмого октября. В двадцать – ноль-ноль.

Придя в себя, Валентин Васильевич тронул за плечо супругу.

– Валя, у тебя книжка записная с ручкой есть?

– Зачем ещё? – повернулась к нему Валентина Васильевна.

– Надо, – сухо ответил Волин. – Есть?

Супруга, открыв сумку и некоторое время покопавшись в ней, вытащила, наконец, замызганный блокнотик с вложенным в него огрызком карандаша.

– Пойдёт? – спросила она, протягивая их мужу.

– Пойдёт, – кивнул тот.

Валентин Васильевич переписал телефон справочной концертного зала на чистый листок, вырвал его из блокнота, свернул пополам и сунул в карман.

– Концертный комплекс «Центральный», администратор, – донеслось по проводам после третьего гудка.

– Здравствуйте, – Волин закрылся в кухне, чтоб супруга с внучками не могли ему помешать. – Скажите, а можно у вас отложить билетик на сегодняшний концерт американского оркестра?

– Да вы с ума сошли! – раздалось из трубки. – Все билеты были проданы месяц назад. В течение двух часов как поступили в кассы.

– Дочка, милая, не бросай трубку, – затараторил Валентин Васильевич.

– Что-то ещё?

– Скажи, пожалуйста, а как я могу повидаться с этим вашим Жоржем? Очень надо, мы с ним старые знакомые. Уж больно давно не виделись, а?

– Можете продиктовать мне своё имя и номер телефона. Если господин Навин заинтересуется, вам перезвонят. Ну что, оставите данные?

– Да, да, конечно, – лоб старика от волнения покрылся испариной. – Волин я, Валентин. Из Андреевского. Жорж у нас дома был, на трубе играл…

– Гражданин… кха… Не морочьте мне голову… кха-кха, – презрительно прокашлялась трубка.

– Не морочу, не морочу я! – голос Волина сорвался. – Просто скажите – Валентин из Андреевского. У меня один предмет есть. Его предмет, милая… Мне б