«большую уверенность в положительном развитии идеи еврейского государства… если будет выделен клочок земли, на котором наши братья не будут считаться чужаками». Поэтому он был счастлив, когда наконец-то прибыл в Палестину. 3 февраля 1923 г. Эйнштейн осмотрел Старый город в Иерусалиме, посетил Купол Cкалы и Стену Плача, после чего выступил с публичной лекцией в недавно созданном Еврейском университете Иерусалима. Он начал лекцию на иврите, а в научной части перешел на немецкий. Визит Эйнштейна, в то время одного из самых знаменитых ученых в мире, имел большое значение для еврейских политических лидеров в Палестине. Два года спустя, в 1925 г., при Еврейском университете был основан Эйнштейновский институт математики. Эйнштейну даже предложили переехать в Иерусалим и занять профессорскую должность в новом учебном заведении, созданном в его честь. На фоне роста антисемитизма в Германии он серьезно отнесся к этому предложению, но в конце концов отказался. «Сердце говорит "да", но разум говорит "нет"», – признавался Эйнштейн в своем дневнике. Он не был готов навсегда покинуть Европу, по крайней мере пока{472}.

Когда Эйнштейн вернулся в Берлин, политический климат к лучшему не изменился. Гиперинфляция подрывала германскую экономику, ряды нацистской партии ширились, росло и ее влияние. В последующие годы обстановка продолжала ухудшаться. 30 января 1933 г. рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер. Он быстро провел ряд антисемитских законов, направленных на дискриминацию еврейского населения. Немецких евреев лишали гражданства и даже намеревались подвергать принудительной стерилизации, а их детей изгоняли из государственных школ. Эйнштейн все это предвидел и месяцем ранее, в декабре 1932 г., окончательно покинул Берлин. Он перебрался в Соединенные Штаты, отказался от немецкого гражданства и начал преподавать в Принстонском университете. В Германию Эйнштейн так и не вернулся. «Я не хочу жить в стране, где личности не гарантированы равные права перед законом, свобода слова и свобода преподавания», – объяснил он в своем письме об отставке, адресованном Прусской академии наук{473}.

Альберта Эйнштейна часто изображают гением-одиночкой, во многом оторванным от более широкого мира – и интеллектуально, и политически. Утверждают, что лишь такой человек мог разработать теорию относительности, которая перевернула представления ученых о физической Вселенной. Между тем в реальности Эйнштейн вовсе не обитал в хрустальной башне. Он путешествовал по всему земному шару, читал лекции во многих крупных городах, от Шанхая до Буэнос-Айреса, и работал с учеными из разных стран. Все это отражало глубокую убежденность Эйнштейна в ценности международного сотрудничества. Он считал, что после Первой мировой войны ученым как никогда важно объединиться «для совместной работы и совместного прогресса». Он заявлял: «Я считаю, что никто не должен самоустраняться от политической задачи… восстановления единства между народами, которое было полностью разрушено мировой войной». Именно с этой целью он вступил в Международный комитет по интеллектуальному сотрудничеству, основанный Лигой Наций в 1922 г., который должен был содействовать формированию тесных связей «между научными и интеллектуальными сообществами разных стран». Членами этого комитета также были индийский физик Джагдиш Чандра Бос и японский физик Айкицу Танакадатэ, с которыми мы познакомились в предыдущей главе{474}.

Интерес Эйнштейна к глобальному миру науки и политики был типичен для его поколения. Многие его современники в этот период тоже активно путешествовали по миру. В конце 1929 г. немецкий физик Вернер Гейзенберг посетил Индию: его пригласил бенгальский физик Дебендра Мохан Бос, племянник Джагдиша Чандры Боса. Гейзенберг был пионером еще одной новой области теоретической физики, появившейся в начале XX в., – квантовой механики. Выступая перед индийскими учеными, он объяснил, что предположительно существует дискретная порция энергии – «квант» энергии, которая может излучаться и поглощаться атомами, а также при любом физическом взаимодействии. Из этой, казалось бы, простой идеи проистекал ряд исключительно важных следствий. Как мы увидели в главе 6, в XIX в. физики считали свет разновидностью электромагнитной волны. Но квантовая механика показала, что это не совсем так: свет нужно рассматривать и как волну, и как частицу. В дальнейшем квантовая механика привела к еще более странным выводам, заставив физиков поставить под вопрос саму связь между причиной и следствием – и даже природу научного наблюдения. Знаменитый «принцип неопределенности» Гейзенберга гласил, что в микромире есть предел точности одновременного измерения координаты и импульса частицы: чем точнее измеряется одно свойство, тем менее точно можно измерить второе. Это оказалось не вопросом точности существующих научных инструментов, а фундаментальным свойством Вселенной{475}.

Путешествовали по миру и другие влиятельные ученые, в том числе британский физик Поль Дирак и датский физик Нильс Бор. Дирак, разработавший релятивистскую теорию движения электрона, в 1929 г. прочитал серию лекций в Японии, а затем по Транссибирской железнодорожной магистрали доехал от Владивостока до Москвы, где посетил советскую научную конференцию. Бор, предложивший первую квантовую модель атома, весной 1937 г. провел две недели в Китае. Лекции, которые он читал в шанхайском Университете Цзяотун, транслировались по радио в прямом эфире по всему Китаю. Бор вернулся в Европу в июне 1937 г., а месяц спустя японская армия начала штурм Пекина, что ознаменовало собой начало Второй японо-китайской войны, которая вскоре стала частью глобального конфликта – Второй мировой войны{476}.

Первая половина XX в. стала периодом крупных социальных и политических потрясений. Китайская революция 1911 г. положила конец династии Цин, а революция 1917 г. в России – династии Романовых. Даже те страны, которые избежали революций, стали свидетелями не менее серьезных политических сдвигов. После Первой мировой войны рухнула Османская империя, а на ее обломках – в первую очередь на землях вокруг Палестины – разгорелись ожесточенные политические и религиозные конфликты. В Японии смерть императора в 1912 г. положила начало периоду политической либерализации, а в Индии стремительно набирало силу антиколониальное движение, особенно после попытки раздела Бенгалии в 1905 г.

Итак, мы переходим к следующему ключевому моменту в мировой истории. Фашисты, социалисты, националисты, суфражистки и антиколониалисты – все они играли активную роль в трансформации политического мира в первые десятилетия XX в. Мир политики оказывал глубокое влияние на мир науки, причем не только в Европе, но и по всему земному шару. В этой главе мы исследуем связь между физикой и международной политикой в начале нового столетия, а попутно постараемся пролить свет на важный вклад в развитие науки, внесенный учеными, которые обычно не фигурируют в истории современной физики. А в следующей главе мы рассмотрим влияние холодной войны и деколонизации на развитие современной генетики. Чтобы в полной мере понять историю науки XX в., необходимо взглянуть на нее через призму мировых политических дебатов, которые определяли эту эпоху.

I. Физика в послереволюционной России

Каждое лето Петр Капица приезжал в Ленинград навестить мать. В августе 1934 г. поначалу все было как обычно. Но вскоре Капица заметил: куда бы он ни пошел – по делам, купить продукты в магазине, навестить старых друзей, – за ним ведется слежка. Уже 10 лет Капица работал в Кавендишской лаборатории в Кембриджском университете, где получил ученую степень и уже сделал несколько впечатляющих открытий. В начале 1934 г., незадолго до отъезда в СССР, Капица одним из первых ученых в мире научился получать жидкий гелий в больших количествах. Это был чрезвычайно сложный процесс: для перевода в жидкое состояние гелий требовалось многократно сжимать и охлаждать до очень низких температур. А недавно Капица был назначен директором нового исследовательского центра – Мондовской лаборатории в Кембридже, где велись самые передовые физические исследования. Все это принесло Капице международное признание – но и привлекло к нему внимание советских властей{477}.

В сентябре 1934 г. Иосиф Сталин лично распорядился не выпускать Капицу из СССР. «Капицу можно не арестовывать формально, – гласила его записка, – но нужно обязательно задержать его в Советском Союзе и не дать вернуться в Англию». Разумеется, как только ученый попытался вернуться в Кембридж, у него конфисковали паспорт и предупредили, что отныне выезд из страны ему запрещен. Решение Сталина о задержании Капицы отчасти было реакцией на недавнее происшествие с другим выдающимся советским ученым. Георгий Гамов, специалист по квантовой механике, под предлогом поездки на научную конференцию в Европе сбежал в США.