Шрифт:
Закладка:
– Мама, сядь. – Алейша положила руку на плечо матери и почувствовала, что в этот момент примеривает на себе чужую шкуру. Аттикус – мудрый, внушительный. Ничто не выбьет его из колеи. Джо Марч – гневная, опустошенная, в ту минуту, когда узнает о смерти Бет. Пи, осознавший, что брошен на произвол судьбы, потерял всю семью и у него не осталось никого, кроме тигра, готового в любую секунду напасть. Никакой из этих образов не подходил.
Заглянув в глаза Лейлы, она увидела, что ее мать уже ищет ответ, изучает ее лицо. Алейша вспомнила, как женщина-полицейский спокойно сидела перед ней. Как она могла быть такой спокойной? Ведь только что разрушила чей-то мир.
Острые иглы пронизывали ее тело, как будто вырывали из него душу. Как бы ей хотелось отмотать время назад, вырвать из книги последние несколько страниц и переписать их.
В дверь войдет Эйдан, споткнется о книгу, отчитает ее за то, что разбрасывает вещи, направится в кухню, отклеит с холодильника записки, которые уже потеряли свою актуальность, и примется шарить в поисках какой-нибудь еды. Все будет прекрасно, все будет нормально, как всегда.
Ничто уже не будет нормально.
Глаза Лейлы впивались в дочь.
Алейша перевела дух. На данный момент она может побыть Аттикусом, просто излагающим факты, сообщающим правду. Эйдан этим утром бросился под поезд. Самоубийство. Но Алейша была уверена, что это не может быть правдой. Она знала это чувство, когда стоишь на платформе и смотришь, как на тебя мчится поезд. Мгновенный, иррациональный импульс броситься вперед, желая узнать, что это за ощущение, быть сбитым поездом. Но это была только фантазия, а не реальная жизнь.
Лейла смотрела на нее, и Алейша не знала, имеют ли ее слова вообще какой-то смысл. Ничто сейчас не имело смысла. Девушка просто продолжала говорить, пока ничего не осталось.
На какой-то момент мир словно замер, Аттикус исчез, оставляя вместо себя Алейшу, чье сердце онемело, которая не могла поверить, что подобное может случиться. Она заставила себя сесть рядом с матерью и взяла ее за руку, как можно крепче. Рука Лейлы была вялой, безжизненной. Жизни не было и в Эйдане.
Комната двинулась, как в замедленной съемке – но воздух оставался совершенно неподвижным. Безжизненным. Мертвым. Пока Лейла не начала пронзительно кричать. Лейла была права в тот вечер, когда Алейша, вернувшись домой, нашла ее в панике. У Лейлы сработал инстинкт. Она знала. Она давно знала.
Женщина колотила руками себя по ногам, пока Алейша не уложила их осторожно на кровать, вдоль ног. Удары прекратились, но крики Лейлы разносились по всему дому, миру.
Ее сын умер.
Ее сын ушел навсегда.
– Убирайся! – кричала Лейла, впервые фокусируя взгляд на Алейше. – Убирайся! Я не хочу тебя видеть! Оставь меня в покое!
Глава 32. Мукеш
Он сидел с книгой на своем обычном месте, при свете лампы. Тихо поскрипывал дом. Вернувшись, Мукеш тотчас же углубился в роман «Возлюбленная», задаваясь вопросом: нет ли на его страницах ключа к тому, что происходит с Алейшей? Не оставила ли она эту книгу в качестве знака? Или это была просто ее следующая рекомендация?
Сегодня он увидел еще один странный и зловещий дом, объятый печалью.
Мукеш много думал о доме номер 79, тогда он показался ему похожим на Мэндерли, с которым он столкнулся на страницах «Ребекки», но сейчас было ясно, что дом Алейши, погруженный во тьму, с закрытыми окнами, задернутыми занавесками был точно таким, каким он представлял себе дом номер 124 в книге «Возлюбленная». Мукеш понимал, что неправдоподобно, если бы дом 1870-х годов из штата Цинциннати хотя бы немного походил на таунхаус из лондонского района Уэмбли, построенный в 1940-х. Но, когда автор описывала ощущение «дома с привидениями», которое порождал дом 124, Мукеш рисовал в своем воображении место жительства Алейши – закрытые окна, звенящая тишина. Однако Тони Моррисон в «Возлюбленной» позволяла видеть внутреннее убранство дома, что там происходит. В доме 124 он познакомился с Сэти и ее уцелевшей дочерью Денвер, сердцем переживал за них, чувствуя, что им не спастись. Сыновья Сэти, Говард и Баглар, сбежали из проклятого дома несколько лет назад; даже Бэби Саггс, свекровь Сэти, спаслась из его тьмы благодаря смерти. Теперь в доме остались только Сэти и Денвер. Это был дом, который никто не посещал, никто в него не входил. И Денвер никогда в одиночку не выходила дальше двора. Весь ее мир составляли дом, ее мать и призрак, который жил с ними. Призрак ее умершей сестры, Возлюбленной.
С каждой страницей Мукешу хотелось броситься в мир Сэти и Денвер и показать им, как они сильны и энергичны. Показать им, что они могут быть готовы к жизни, если бы призрак, который никак не мог оставить их в покое, не тянул постоянно назад, возвращая к эмоциональной травме, не давая им забыть свое прошлое.
Телефон во время чтения находился рядом с ним; Мукеш надеялся на звонок от Алейши. Он просто хотел удостовериться, что с ней все в порядке, но с каждой новой страницей, каждым звуком, каждой проезжающей за окном машиной Мукеш чувствовал, как по спине бежит холодок. Он читал уже несколько часов, не в силах оставить персонажей книги, воздух вокруг него становился все холоднее. Алейша не позвонила. Его тревоги нарастали с каждой минутой.
Может, это и было сообщением от Алейши? Что именно она старалась до него донести? Не была ли она, подобно Сэти и Денвер, заперта в доме без шансов его покинуть? Что держало ее там? Не было ли у нее собственного призрака?
* * *
– Алло? – Мукеш, квелый после сна, снял трубку. На часах было одиннадцать утра. Обычно он так поздно не вставал, но в этот раз Мукеш уснул далеко за полночь – все читал, искал ключи.
– Вы не могли бы со мной встретиться? – сказал голос в трубке.
– Простите, кто это?
– Алейша.
Мукеш не узнал ее голос, с ней было что-то не так. Дом номер 124 опять всплыл в его сознании.
– Алейша, что я могу для вас сделать?
– Вы можете со мной встретиться?
Мукеш кивнул, хотя Алейша не могла увидеть его согласие.
– Я приеду. Куда?
– Я в парке, в том, что возле библиотеки, – ее голос был глухим.
Мукеш проковылял к тумбочке, где Рохини оставила ему стикеры для записей.
– Да, не отключайтесь, я сейчас запишу. – Не хотелось бы все забыть. Рука его дрожала.
– Что с вами? Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил?
– Я уже позвонила. Вам.
Мукеш молчал. Он положил трубку и, тяжело переставляя ноги, поспешил в ванную комнату. Он привел себя в боевую готовность быстрее, чем когда-либо прежде.
Алейша сидела на скамейке в парке, крепко
