Шрифт:
Закладка:
Глава 30
Четвертое июня. Будущее
Трагедия Четвертого июня для людей, затронутых этим событием, часто становилась навязчивой идеей. Иногда одержимость кажется несоразмерной произошедшему. Число погибших во время расправы меркнет по сравнению с голодом, стихийными бедствиями, пандемиями и даже смертностью в результате дорожно-транспортных происшествий. Но Четвертое июня продолжает вызывать общественный интерес. Об этом свидетельствуют ежегодные церемонии в память о жертвах и освещение в СМИ (за пределами Китая), выходящее за рамки событий Четвертого июня. Перри Линк видит причины в следующем. Во-первых, поскольку миллионы людей были свидетелями убийств (или по крайней мере видели связанные с ними доказательства), и миллионы видели сообщения о расправе в новостях, это событие «вероятно, имело практически равное соотношение свидетелей и жертв» [Link 2011]. Во-вторых, утверждает Линк, убийства в Пекине «были связаны с судьбой нации. Они стали поворотным моментом для общества, насчитывающего более миллиарда человек» [Link 2014].
Поэтому одержимость оправданна. Иногда она может принести пользу, иногда парализовать. У Жэньхуа олицетворяет собой это явление. Он вывел своих учеников на площадь в апреле 1989 года, вместе с ними пережил взлеты и падения мая, эвакуировались с площади они рано утром 4 июня. У Жэньхуа бежал из Китая и оказался в Южной Калифорнии, прежде чем переехать на Тайвань. У Жэньхуа не состоит ни в какой организации, но именно он стал ведущим исследователем в мире по изучению событий Четвертого июня. Он излил свою одержимость в трех книгах, которые сам и опубликовал. Всякий раз, когда у меня возникают вопросы по событиям весны 1989 года, я спрашиваю У Жэньхуа, ведь он обладает поистине энциклопедическими знаниями о Четвертом июня.
Впервые лично я встретился с ним на площади Свободы в Тайбэе 4 июня 2019 года. Он выступал на церемонии памяти в честь 30-й годовщины кровавых событий. Восхищенные студенты (многие из них из материкового Китая) буквально атаковали У Жэньхуа вопросами, но мне удалось с ним поздороваться. Несколько недель спустя я отправил ему электронное письмо со списком вопросов, связанных с действиями военных в Пекине 3 и 4 июня, но он так и не ответил. Когда я разыскал его на «Фейсбуке», он объяснил, что был слишком травмирован, чтобы писать хоть слово о Четвертом июня – даже по электронной почте. Но он был не против поговорить. Мы встретились в кофейне.
У Жэньхуа объяснил, что после того как в 2014 году опубликовал «Полный отчет о движении на площади Тяньаньмэнь», он находился в кризисе. По его словам, каждый раз, когда он пытался писать, он впадал в депрессию, поэтому вместо того чтобы писать, он направил свою энергию на составление списка жертв. Когда мы расстались, я признался У Жэньхуа, что мне тоже было трудно писать о кровопролитии, хотя я сам не пережил его. Я думал о жертвах, слушал их рассказы и не мог заставить себя писать. У Жэньхуа посоветовал мне собраться с силами, так как значимость этой темы заслуживает того, чтобы о ней говорили. По его мнению, Четвертое июня имело большее значение для Китая, чем 4 мая 1919 года. Он считает, что когда-нибудь исследования Четвертого июня превзойдут по численности исследования Движения Четвертого мая. Он сказал, что в крупнейших университетах мира будут созданы центры по изучению событий Четвертого июня.
У Жэньхуа слишком оптимистичен? Исследование историка Ровены Сяоцин Хэ показывает, что надежды У Жэньхуа неоправданны. Беседы Ровены Хэ с бывшими лидерами в изгнании Шэнь Туном, Ван Данем и И Даньсюанем показывают внутренний конфликт выживших: «Все они переживают внутреннюю борьбу, [выбирая] между жертвами ради выполнения незавершенного дела и обычной жизнью» [He 2014: 84]. Дело активистов не только не завершено, но похоже, что они сильно проигрывают. Официально навязанная амнезия в отношении Четвертого июня в Китае в сочетании с «патриотическим воспитанием» за последние три десятилетия означает, что многие молодые китайцы никогда не слышали о Четвертом июня. А если и слышали, то понимают, что говорить об этих событиях небезопасно. Как наблюдала Луиза Лим, родители нередко лгут своим детям о том, что произошло в 1989 году и какова была их позиция [Lim 2014: 95–96]. Это действует удручающе. Как пишет Ровена Хэ, «жертвы больше не считаются жертвами, а преступники – преступниками. Скорее, последние стали победителями на фоне “возвышающегося Китая”» [He 2014: 84].
Однако Ван Дань, который 1989–1993 и 1995–1998 годы провел в тюрьме, отказывается впадать в депрессию из-за поражения. Он считает патриотически настроенную молодежь, ничего не знающую о Четвертом июня или критикующую это событие, жертвами, заслуживающими сочувствия. Ван также считает, что статус преступников как победителей и его положение как проигравшего – это временный, но необходимый шаг на долгом пути. «Я рассматриваю дело демократии как процесс накопления неудачного опыта», – сказал Ван Ровене Хэ. Ван объяснил:
Для меня дело демократии или, скажем, оппозиционное движение, раз за разом обречено на провал. Невозможно добиться успеха. Судьба оппозиции – проигрывать. Если вы являетесь частью оппозиционного движения, вы всегда проигрываете, потому что как только вы добьетесь успеха, вы больше не будете в оппозиции, вы уже захватили власть. Поэтому пока вы не пришли к власти, вы оппозиция, поражение является естественным (ли со дан жань). Чтобы однажды добиться успеха, нужно учиться на опыте неудач [там же].
Путь Вана к успеху кажется чрезвычайно трудным. В Китае нет организованной оппозиции или демократического движения – репрессии и преследования со стороны агентов Бюро охраны внутренней безопасности Министерства общественной безопасности и Министерства государственной безопасности делают активную деятельность рискованной [Xu & Hua 2013]. Демократические активисты, такие как Ван Дань, в изгнании, они слишком далеки, чтобы повлиять на события в Китае, и они постоянно раздираемы противоречиями.
Но потом я вспоминаю о победах оппозиции, свидетелем которых я был. Я жил в Мексике во время президентских выборов, когда оппозиционная Партия национального действия победила Институциональную революционную партию, положив конец 70-летней диктатуре. Во время чаепития в Тайбэе мы с У Жэньхуа затронули вопрос о том, как отношение Си Цзиньпина к протестам в Гонконге повлияло на перспективы переизбрания президента Тайваня Цай Инвэнь. Демократическая прогрессивная партия (ДПП) Цай – еще одна оппозиционная сила, которая терпела неудачу за неудачей, пока не преодолела диктатуру Гоминьдана. Политические траектории Мексики и Тайваня отличаются от политических траекторий Китая, но глядя на судьбу Институциональной революционной партии и Гоминьдана, долгосрочные перспективы Ван Даня кажутся обоснованными, а оптимизм У Жэньхуа не столь уж неоправданным.
Еще одна причина для оптимизма в отношении исследований по Четвертому июня заключается в том, насколько оскорбленными чувствуют себя те, кто видит ложь или сокрытие фактов, особенно в отношении важного события – протестов 1989 года. За десятилетия изучения китайского кино историк Пол Г. Пикович часто оказывался в центре «ожесточенной политической борьбы, в которой люди, полные решимости скрыть [правду], противостояли людям, которые хотели [ее] раскрыть». В Китае он столкнулся с разоблачителями, «которые работают – открыто или за кулисами – чтобы сломать барьеры и отменить табу» [Pickowitz 2011: 1]. Когда речь заходит о Четвертом июня, за дело берутся те, кто скрывает правду. У них есть политическая власть, технологические преимущества и грубая сила. Но разоблачители непримиримы.
Мой опыт преподавания событий Четвертого июня в Канаде студентам, многие из которых родились и выросли в Китае,
