– Да, конечно, – рассеянно ответил я, а мысли мои неслись галопом. «Что-то случилось. Это ненормально». – Ты же ненавидишь вечеринки. Никогда их не посещаешь. И хочешь устроить праздник здесь?

– Болезнь заставила меня иначе взглянуть на жизнь, Сайлас, – произнес он. – Я жду ее с нетерпением.

Он поднял газету, как барьер между нами, словно намекая на то, что разговор окончен. Я хотел продолжить спор, но понимал – пока Милтон отравляет ему слух, это бесполезно.

– Я только оставлю здесь свои «мелкие круговые диаграммы», – пробормотал я, встал и направился к двери, намереваясь уйти. Меня догнал голос отца.

– Сайлас?

Я обернулся.

– Меня несколько смущает твой отпуск. Пожалуйста, приложи все усилия, чтобы помириться со Стивеном. Желательно до вечеринки, на которую придут все управленцы компании.

Я стиснул зубы и направился к выходу. А оказавшись в коридоре, тут же позвонил Сильвии.

– Ну как? – спросила она.

– Не сработало, – ответил я, спускаясь по изогнутой лестнице. – Мы должны избавиться от ублюдка Милтона. Сильвия, нужно нарыть на него что-нибудь грязное.

– Касательно работы или в личной сфере? Или везде?

Я чуть не сказал «везде», но совать нос в личную жизнь этого засранца было бы неэтично. Хотя и заманчиво.

«Представь, как ты объясняешь это Максу».

На губах мелькнула слабая улыбка.

– Сайлас?

– Только по работе, – проговорил я. – Свяжись с ай-ти отделом и скажи, что исполнительному директору нужны все электронные письма и служебные записки, которые приходили на корпоративную почту Милтона или уходили с нее, за последние десять лет.

– Очень много писем, – произнесла Сильвия. – Это… законно?

– Корпоративные электронные письма – собственность компании, – проговорил я. – А пост исполнительного директора достаточно высок, чтоб получить к ним доступ. Черт побери, Брукхаймер, что работал до меня, вероятно, все их читал. И я тоже хочу в это влезть.

– А как сдержать айтишников, чтоб не проболтались Милтону?

– Скажи, что я провожу полный обзор всех отделов компании, включая и их тоже. Намекни, что грядут сокращения. Но если они сделают, что прошу, не оповещая другие отделы, им будет не о чем беспокоиться.

– Отлично, – проговорила Сильвия. – Не говоря уж о том, что все ненавидят Милтона. Я слышала много жалоб на то, что его сделали большим боссом.

– Исполняющим обязанности, – уточнил я с мрачной улыбкой. – Дай мне знать, когда айтишники что-то пришлют.

– Не сомневайтесь.

Закончив разговор, я направился в гостиную, где меня ждал Эдди.

– Сайлас, добрый друг, – проговорил он, слегка покачиваясь и глядя в пол. – Весьма рад вас видеть.

– Я тоже. – Я улыбнулся и сел за пианино. – Какие-нибудь пожелания?

– А разве мы не ждем мистера Кауфмана?

Я напрягся и обернулся к нему. Он хмуро разглядывал ковер.

– Я уже объяснял тебе. Больше не будет уроков с Максом.

– Я помню, хотя, должен признаться, так и не получил приемлемого объяснения.

– Ты слишком чист для этого мира, Эдди, – проговорил я. – Макс больше не сможет заниматься с нами, потому что папа не одобряет, когда служащие общаются с семьей.

– Довольно странно, – произнес Эдди, – учитывая, что мистер Кауфман не просто служащий.

– Кто… – Я прочистил горло и попытался еще раз. – И кто он, по-твоему?

Озадаченный, брат склонил голову набок.

– Дорогой братец, разве вы не помните «Дэвида Копперфилда»? – Он сложил руки в замок и продекламировал: – «Новые мысли и надежды вихрем кружились в голове, и жизнь моя заиграла новыми красками».

– Да, – хрипло ответил я. – Помню.

Это была строчка из сцены, где Дэвид, наконец, признался Агнес, что та – любовь всей его жизни.

– Вы уж простите мне личные наблюдения, – проговорил Эдди, – но во время дневных встреч здесь с мистером Кауфманом я ощутил в вас подобное чувство.

– Правда? – Я вдруг понял, что вот-вот заплачу. И, черт возьми, даже не знал почему.

«Знаешь. Ты прекрасно знаешь причину».

Эдди улыбнулся, на миг встретившись со мной взглядом, потом отвел глаза.

– Мистер Кауфман ведь больше, чем просто служащий, верно?

– Ты прав, Эдди, – проговорил я, опуская пальцы на клавиши пианино. Во мне взмывали симфонии эмоций, играющих красками, каких я прежде даже не видел. – Гораздо больше.