Шрифт:
Закладка:
– Он здесь сейчас? – зловеще спросил Волкодав и потянулся за гребнем. – Муруга этот? Мавут?
К его удивлению, оба расхохотались. Иригойен, конечно, осёкся и скособочился, прижимая рёбра здоровой рукой. Однако улыбаться не перестал.
– Ты же его в озеро закинул вместе с конём, – сказал он венну. – Там следы, где он вылезал. Только он сразу ускакал прочь и не вернулся в деревню.
– Кому нужен ученик, который самого наставника мог убить, – вполголоса пробормотала мать Кендарат. – Стало быть, не глянулся тебе Мавут?
– Его путь, – сказал Волкодав, – показался мне слишком лёгким. – Он смотрел на Иригойена, отыскивая знакомые черты. – Так вот откуда твой дар…
– Дар? Ты о чём?
Венн заплетал волосы, пропуская одну прядь под другую.
– Вождь Мхабр говорил, перед ним было одиннадцать поколений Тех-кто-разговаривает-с-Богами…
– Мхабр?!
– Да. Ты с ним в родстве?
– Наши ветви разошлись больше ста лет назад, – опустил глаза Иригойен. – Сейчас я не в большем родстве с вождём, чем всякий другой сехаба. Особенно чистокровный.
Оба, кажется, подумали об одном и том же.
– Тот, с расшибленной головой, может сколько угодно хвастаться своей кожей, – сказал Волкодав. – Не ему рассуждать о вырождении и родстве.
– Он и-зу-верг, – кивнула мать Кендарат. – Я верно произнесла? – И добавила, как бы про себя: – Родство выплетает узоры, невнятные обыденному рассудку. Откуда нам знать…
Иригойен сел рядом с венном и протянул ему рубашку со штанами. То и другое было добротно выстирано и даже успело просохнуть. Сколько же я провалялся?..
– Ты мне всё расскажешь про Мхабра, – сказал Иригойен. – Где ты встретил его?
Волкодав повозился под одеялом, натягивая штаны.
– Я плохой рассказчик…
– Ничего. Ты постараешься.
Жители Рудой Вежи по-прежнему изо всех сил делали вид, будто ни сном ни духом не ведают, что за великий гость едва не умер под их кровом. Простые пастухи, охотники и огородники, может быть, в самом деле не знали. Что до старейшины и других набольших, они просто вели себя как надлежало. Если сыну Нардара, больше всех обогретому Священным Огнём, понадобилось приехать в родную страну без свиты и какого следует войска, всего лишь с десятком охранников и женой, – значит быть по сему, а прочее не их ума дело. Если ему хочется пить в общинном зале с чужеземными рыбоедами, словно он и правда обычный купец, – пускай пьёт.
Бесчисленные обязанности правителя двух держав ещё и не такого могут потребовать.
Волкодав двигал туда-сюда непочатую кружку и пытался привыкнуть к тому, что через стол от него сидит один из самых могущественных людей этого мира. Марий Лаур, конис Нардара и будущий шад Саккарема. Солнцеликому и венценосному было лет тридцать пять. Простое загорелое лицо честного воина и смелого полководца. Серые глаза, жёсткие усы, русые волосы… На широком лбу – рубец от раны, зашитой, пожалуй, менее опрятно, чем длинный порез на руке Волкодава.
В пупке у неё золотое кольцо: так сказывал нам Ученик Близнецов… неотступно вертелось на уме у венна. Было совестно и всё время казалось, будто Марий вот сейчас припомнит ему лихую кабацкую песню, звавшую войско к победе возле озера Трон. Её не насытит один удалец… Тело матери защитило ребёнка. Кстати, молодой госпожи с ними за столом не было. Супруг непререкаемо велел ей как следует отдохнуть. У него самого в кружке вместо вина плескалось парное козье молоко. Первейшее, по мнению матери Кендарат, средство для окончательного очищения крови.
– Как мне вас наградить? – спросил Марий.
Отстроить Дар-Дзуму. Пойти войной на Самоцветные горы. Роскошные плечи нежнее, чем шёлк: в том клялся весь пятый наёмничий полк… Вот забота, знает ли он? Наверняка знает…
– По дороге сюда, – ответила за всех троих мать Кендарат, – мы нашли уроженца Айрен-Ягун, умиравшего от того же яда, что достался тебе. Ты знаешь этот народ, государь, ведь ягунцы в родстве с матерью Среброволосых, святых заступников Саккарема. Тот человек, не успевший произнести своё имя, просил передать сородичам древний свиток, сберегаемый возле сердца. Исполни его просьбу, владыка двух держав. Привлеки к себе благословение ещё одного племени. А всё остальное, милостью справедливых Небес, у нас есть.
Выезжала я на ярмарку
Из деревни Милорадовки.
Восходило солнце яркое,
Зажигало в небе радуги.
И весёлые, ретивые —
Только топот переборами —
Мчались кони белогривые
Золотыми косогорами.
И погоды нам погодили,
И махали так сер дечно мне
У речушки Хороводинки,
У большой деревни Встречино.
И летела я, без страху-то,
С этим миром познакомиться,
И душа была распахнута,
И товаров – короб ломится!
А теперь я еду с ярмарки,
Всё путями окаянными,
Не с богатыми подарками,
А с дырявыми карманами.
Где барыш? Одно посмешище.
Кони где? Ау, родимые!
Я плетусь под горку пешая
Вдоль болота Нелюдимого.
Жёлтый лист печально кружится
Позаброшенными тропами.
Вместо тёплых окон дружеских
Огоньки горят над топями.
Не сумела обогнуть его
Та дорога многотрудная —
Гиблый хутор Бесприютино
Возле озера Остудное.
Серый дождь висит полотнами,
Машет лес ветвями голыми.
Ставни мокрые захлопнуты,
Псы хрипят за частоколами.
Вороньё о чём-то каркает
Над горючею осиною…
Что же ты, дорога с ярмарки,
Выдалась такая длинная…
5. Перекати-поле
У Волкодава было одно пустое обыкновение, от которого он не чаял избавиться. Стоило дороге привести его в новое и необычное место, как он сразу начинал прикидывать: а я захотел бы здесь жить? Выстроить дом, услышать в нём голоса детей, выходить каждый день за порог, улыбаться небесам и земле под этими небесами? Привычка была бессмысленной, потому что домашняя жизнь выглядела несбыточней полётов на симуране. Два крылатых пса однажды хоть и с трудом, но всё-таки оторвали от земли тощего каторжника.
Что же касается дома…
Да что толку даже думать об этом.
В халисунской столице Волкодава ждало последнее урочное дело. Потом…
За рекой Гарнатой, за высоким берегом, увенчанным Садами Лан, за равнинами и горами катились в серой мгле студёные волны Светыни. Они заплёскивали на песок, умывая
