Я спрашиваю у Дахуна, откуда берутся зеленые твари, а он отвечает, что это наше следующее место назначения. По его словам, внутри Роузуотера эти два фронта – единственные, хотя есть еще протестующие и диверсанты, которые мешают военным действиям. Он так и говорит: «военные действия».

Снова кордон, за ним – полмили разрушенных зданий, патрулируемых наемниками, отпущенниками и боевыми ботами. Дроны рассекают небо и несколько раз проверяют у нас ИД. То, на что я смотрю, похоже на дерево, рвущееся на волю из жилого дома. Часть внешних стен осталась цела, но сложная система стволов и несколько стеблей прорастают сквозь окна и проломы. Крыши нет: ее место занимает пестрый взрыв цветов, и хотя сейчас середина утра, даже я вижу, что они биолюминесцентные. Корневая система пробралась под асфальт, породив трещины, к которым тянутся ползучие лозы.

– Что это за хреновина? – спрашиваю я. Из-за маски разобрать мои слова трудно, и приходится их повторить.

– Мы не знаем, – говорит Дахун. – Могу сказать только, что она не с Земли.

– Это отсюда лезут зеленые твари?

Он кивает.

– Сверху, где цветы. Оно еще и шевелится, так что будьте осторожны.

Растение большей частью зеленое, но есть на нем и красные, и лиловые, и бурые пятна, и это не считая цветов, представляющих собой мешанину красок. В воздухе плавает пыльца – теперь понятно, зачем Дахун напялил на меня маску. Возможно, она галлюциногенная? Или ядовитая. Время от времени какой-то орган выплевывает эти частички, но в остальном растение агрессивным не кажется.

Мне не приходится долго ждать, прежде чем оно выталкивает наружу одну из своих марионеток. Корни и стебли вздрагивают и начинают волноваться, а потом медленно расступаются, образуя отверстие, сквозь которое выбирается опутанная лозами гуманоидная тварь. Ей приходится оборвать эти пуповины, чтобы освободиться, и она, взмахнув крыльями, взмывает в небеса. Она не похожа на новорожденное животное, и в полете ее нет никакой неловкости. Не знаю, зачем ей шесть крыльев, но меньше чем через минуту она превращается в точку и исчезает в облаках. Ветви и корни возвращаются на прежние места, и дыра, породившая тварь, закрывается.

Дышать через маску тяжело.

– Значит, мы имеем новое инопланетное существо, которое выросло до гигантских размеров, прямо как первое, и теперь воюет с Полынью? Это что, тот случай, когда остаться должен только один? «Ровно в полдень» по-роузуотерски?

В своих заметках я называю растение Бейноном, потому что мне всегда нравился «День триффидов»[24], а после первого моего доклада о ситуации в Роузуотере прозвище приклеивается, и с тех пор люди Жака называют его именно так. Мой первый вклад в историю?

Мы едем на север. Здесь мне выдают защитный шлем, хотя раньше в нем необходимости не было. Я слышу стрельбу и залпы артиллерийского огня. Нам приходится огибать бетонные барьеры и небольшие силовые поля.

– Здесь у нас, – говорит Дахун, – идет война машин. Наши турели и дроны против турелей и дронов нигерийского правительства. Наши наблюдатели говорят, что пока силы равны, но это лишь дело времени. Федералы могут продолжать это до бесконечности, а вот мы не способны непрерывно поставлять боеприпасы или людей для обслуживания и починки оборудования. Мы можем печатать детали, но запас материалов ограничен. У них есть снайперы, которые отстреливают наших техников. А наши снайперы, в свою очередь, пытаются достать их. Как я и говорил, похоже, что силы равны.

– И сколько мы сможем держать здесь оборону?

– Я не могу говорить об этом вслух. Жучки.

На севере противник занимает более высокую позицию, потому что Роузуотер расположен в речной долине, прорезанной Йеманжи в холмистой местности. Он образует чашу с куполом посередине; выдохи и выделения инопланетянина создают в ней собственный микроклимат. Когда я оборачиваюсь, передо мной предстает панорама всего города. Дахун признает, что ошибкой было с самого начала не укреплять и не оборонять территорию за границей города.

– Мэр запретил мне вторгаться в Нигерию, а формально занятие позиций на этих холмах было бы именно вторжением.

Это нельзя назвать патом. Мы окружены, у нас нет путей снабжения, а время на их стороне. Обочины дорог после вчерашних протестов усеяны выброшенными плакатами; на большинстве написано «НЕ ОТ МОЕГО ИМЕНИ» или «Я – НИГЕРИЕЦ». Невозможно сказать, какой процент граждан поддерживает восстание.

Наблюдая за раздачей еды, я слышу сплетни и шепотки о спонтанных воспламенениях людей.

Еду раздают ежедневно в нескольких административных зданиях каждого района. Отощавшие жители Роузуотера начали напоминать тех африканцев, которых когда-то можно было видеть в чудовищной социальной рекламе, – тех, что вечно просили денег, которым суждено было осесть в карманах местных шишек. С учетом обстоятельств, все проходит на удивление организованно, и я брожу среди людей, пытаясь прощупать общественное мнение. Многие жалуются на тяготы жизни, что, говоря по справедливости, для нигерийцев норма. Оно конечно да, жизнь за пределами Роузуотера бывает дерьмовой, но даже в нем, даже когда я сюда переехал, люди жаловались. Это коммуникационный тик.

Но эти жалобы конкретны. Одно дело – нытье детишек о том, что пропали улитки; это правда, потому что дефолианты уничтожили источник их пищи и пустили под откос всю экосистему. И совсем другое – разговоры об охваченных пламенем людях.

– Она дотла сгорела. Мой брат вернулся с рынка и нашел ее труп.

– …посреди ночи, от этого весь дом запылал…

– Мой муж был рядом. Та женщина начала потеть от жара, потом упала, а потом у нее вдруг загорелись бедра.

Поначалу я отношусь к этому скептически, потому что самое вероятное объяснение – линчевание за кражу или колдовство. Казнь ожерельем – популярный способ мести или наказания. Но пялиться на мешки риса или на благодарные толпы мне не хочется, поэтому я решаю потянуть за эту ниточку.

Я разговариваю с теми, чьи истории конкретны, насыщены подробностями. Я расспрашиваю тех, от кого они услышали эти истории. И уверяюсь, что нечто странное все-таки происходит. Я убеждаю Дахуна сопровождать меня. Мне известны конкретные адреса, и мне кажется, что из них складывается картина эпидемии, но я не врач. Я знаю, что врач есть в особняке мэра, и звоню Лоре.

– Я поговорю с доктором Бодар, но если инфекционный агент действительно существует, я хочу, чтобы вы немедленно покинули этот район.

– Потому что тебе хочется, чтобы я остался цел? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает она.

– Потому что я тебе нравлюсь?

– Нет, потому что вы важны