Если бы Рувим нашел меня тогда, я бы увидела, как мое проклятие обернется вокруг его шеи, ибо вся жизнь его была отравлена невоплощенной страстью к Билхе и невысказанными признаниями в любви. Когда чувства наконец-то прорвали плотину, оба потеряли головы, наслаждаясь любовью не только в поле, под звездами, но даже внутри собственного шатра Билхи. Они были истинными любовниками, воплощением Царицы моря и ее брата и повелителя, созданными друг для друга, но с самого начала обреченными.

Когда Иаков однажды застиг их, он лишился достойнейшего из своих сыновей и отправил Рувима на самое дальнее пастбище, так что тот не смог защитить Иосифа. А Билху разгневанный Иаков ударил по лицу, выбив ей зубы. После этого она начала таять. Моя милая, кроткая, маленькая тетушка становилась все меньше и прозрачнее, все тише и настороженнее. Она уже больше не готовила, а только пряла, и нить ее была тоньше, чем у любой другой женщины, напоминая паутинку.

И однажды Билха исчезла. Ее одежда лежала на одеяле, а несколько колец нашли там, где должны были находиться ее руки. Но не было на земле никаких следов, уходивших вдаль. Она просто испарилась, и Иаков больше не произносил ее имени.

Зелфа умерла от лихорадки в тот вечер, когда Иаков уничтожил последнего из терафимов Рахили под священным деревом. Он нашел тщательно припрятанную маленькую богиню-лягушку-ту, что раскрывала утробы нескольким поколениям женщин, - взял топор и расколол древнего идола. А затем помочился на обломки, проклиная божество, в котором видел причину всех своих бед. Увидев это, Зелфа рвала на себе волосы и кричала, обращаясь к небесам. Она умоляла ниспослать ей смерть и плюнула на Великую Мать, упрекая ту, что оставила ее. Затем Зелфа упала на землю и прижалась ртом к грязи. Потребовалось трое мужчин, чтобы связать мою тетушку; боялись, как бы она не причинила себе вреда. Но этого не произошло.

Смерть ее была ужасна, и когда тело Зелфы стали готовить к погребению, оно разломилось, как хрупкая старая глиняная лампа.

Я рада, что не видела этого. Я благодарна судьбе за то, что меня не было рядом, когда Лия потеряла способность управлять сперва пальцами и кистями, а затем и вообще руками. Проснувшись однажды утром, она не смогла встать. Мама наверняка умоляла бы меня, как умоляла бесчувственных невесток, дать ей яд, и я бы сделала это. Я бы пожалела ее и приготовила смертельный напиток. Это лучше, чем умирать медленно, обездвиженной и беспомощной.

Если бы Рувим тогда отвел меня обратно к шатрам тех, кто сделал меня орудием смерти Салима, я бы потом каждый день совершала убийство в своем сердце. Я бы ощущала горечь во сне и наяву. Я превратилась бы в сгусток мрака.

Но у богов были на меня другие планы. Рувим пришел слишком поздно. Солнце высоко стояло над стенами города, когда он достиг восточных ворот, и к тому времени другие руки уже унесли меня прочь.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЕГИПЕТ

Глава первая

Я почти без чувств лежала на руках Нехеси, привратника и телохранителя Ре-нефер. Он отнес меня во дворец, залитый кровью отцов и сыновей. Мои проклятые братья подняли ножи даже на младенца Ашнан, и его несчастная мать умерла, защищая сына: ей отрубили руку, которой она пыталась остановить лезвие.

Из всех мужчин в царском доме выжил только Нехеси. Когда поднялась суматоха, он побежал к покоям царя и успел спасти Ре-нефер от Левия и одного из его слуг. Царица оборонялась ножом, когда подоспел Нехеси. Он ранил моего брата в бедро и убил его приспешника. Потом он вырвал клинок из рук госпожи, которая хотела вонзить его в свое сердце.

Нехеси принес меня к Ре-нефер: она сидела в пыли посреди двора, прижавшись лбом к стене; волосы ее спутались, под ногтями была запекшаяся кровь. Прошло много лет, прежде чем я поняла, почему эта женщина не оставила меня умирать, почему гибель близких не наполнила ее яростью против меня, послужившей причиной этой катастрофы. Ре-нефер винила в смерти мужа и сына одну лишь себя, потому что она желала нашего брака и приносила жертвы богам, чтобы те соединили нас. Она отправила Салима на рынок искать меня и устранила препятствия, которые могли помешать нам безрассудно броситься в объятия друг друга. Поэтому царица взяла вину на себя и никогда не позволяла себе освободиться от нее.

Имелась у Ре-нефер и другая причина для сочувствия мне, более сильная, чем раскаяние. Она надеялась, что боги пошлют ей внука - того, кто построит ей гробницу и принесет дары, искупающие ее жизнь; того, ради кого она сможет жить. Вот почему царица не спешила покинуть Ханаан, а отправила Нехеси в наполненный рыданиями город, чтобы отыскать меня.

Слуга повиновался: молча, но с ужасом. Он знал царицу лучше, чем кто бы то ни было, - лучше, чем ее служанки, лучше, чем даже ее собственный муж. Много лет назад, когда Ре-нефер еще была испуганной юной девушкой, невестой Хармора, Нехеси вместе с ней приехал в Сихем из Египта. Слуга отыскал меня, но приказ госпожи выполнять не спешил, ибо сомневался, стоит ли умножать горе своей повелительницы, не принесет ли он ей еще большую скорбь в моем лице. Я лежала у него на руках, как труп, и если шевелилась, то лишь для того, чтобы кричать и до крови расцарапывать горло. Ему пришлось связать мне руки и закрыть рот повязкой, чтобы мы смогли выскользнуть из города в ночной темноте, не привлекая внимания.

Ре-нефер и Нехеси откопали спрятанные сосуды с золотом и серебром и увезли меня в порт Яффа, где наняли минойскую лодку для поездки в Египет. Во время путешествия случился ужасный шторм, который порвал паруса и едва не опрокинул корабль. Матросы, слышавшие, как я кричала и рыдала, считали меня одержимой демонами, которые вздымали против них воды. И только меч Нехеси помешал морякам выбросить меня за борт.

Я ничего этого не знала: оставаясь в темноте, раскачивалась вместе с кораблем, истекала потом, мечтая уйти вслед за мужем. Видимо, я была слишком молода, чтобы умереть от горя, или, быть может, обо мне слишком хорошо заботились. Ре-нефер всё время была рядом. Она смачивала мои губы, говорила со мной спокойным, ласковым тоном, как мать с капризным младенцем.

У нее появился повод для надежды. Когда наступило полнолуние, я по-прежнему пребывала в