— Скажешь тоже, — махнул рукой Семочко, но было видно, что мои слова ему польстили.

Эту ночь я практически не спал, держа под подушкой наготове кастет и зажав в кулаке подаренный батюшкой деревянный крестик. На смену отправился таким квёлым, что стало ясно — долго я так не выдержу. Рано или поздно отрублюсь, и тогда урки смогут ко мне подобраться и сделать своё чёрное дело. Впору того же Клыка вызвать на откровенный разговор, может, расколется, кому поручено исполнить заказ…

«Дурак ты, Фима, — поставил я сам себя на место. — Клык, может, и не таит к тебе личной обиды, но он из воров, и этим всё сказано. Так что „оставь надежду, всяк сюда входящий“, живи реалиями, а не мечтами».

На полпути из столовой к рабочему месту, когда я, едва переставляя ноги, немного отстал от пары товарищей-грузчиков, из-за угла вдруг выскочил какой-то щуплый мужичонка характерной еврейской наружности. Сначала он воровато огляделся, а затем схватил меня за рукавицу и принялся её трясти.

— Вы кто? — спросил я, безуспешно пытаясь выдернуть руку из вцепившихся в неё десяти пальцев.

— Ройзман, Марк Иосифович, восьмой отряд. Хотел выразить вам свою огромную благодарность.

Наконец мне удалось освободить руку, и Ройзман тоже натянул свои рукавицы — утренний морозец давал о себе знать.

— Что я вам хорошего сделал?

— Не только мне, но и другим представителям еврейской национальности нашего лагеря, над которыми издевался этот самый Туз. А вы его раз — и на больничную койку. Надеюсь, он ещё не скоро поправится.

— Ах вот оно что… И как же он над вами издевался?

— Да по-всякому. — Видно было, что говорил он уже без охоты. — Случалось, просто со своими подельниками отбирали еду, чай или курево. Хуже, когда били. Нас в отряде двое евреев — я и Петя Хирш, совсем ещё мальчик, его арестовали прямо в институте. Так вот Пете сломали пальцы левой руки только за то, что он отказался целовать Тузу ноги. А самым унизительным было…

— Ну?

— Самым унизительным было то, что они всей кодлой привязали меня и Петю к лавкам и мочились нам на лицо, приговаривая: «Вот вам, жидам, за то, что столько лет пили кровь русского народа». Да какую кровь я пил, я всю жизнь портным служил, мой отец был портным, дед обшивал самого Пал Палыча Гагарина, председателя Кабинета министров в правительстве Александра Второго Освободителя. А Петя?! Он вообще мальчик! Так что премного вам благодарен. А также передаю благодарность от других заключённых, которые ежедневно страдают от домогательств и унижений со стороны блатных. Мы с вами!

No pasaran, короче говоря. А на самом деле я уже жалел, что не добил Туза. Ведь выйдет, сука, из больнички, и начнёт заново гнобить людей. Глядишь, ещё злее будет. Конечно, за убийство меня лагерная охрана могла бы и самого к стенке поставить без суда и следствия, они ж тут все меж собой повязаны. Странно, что сейчас не трогают. Допускаю, когда Туз сможет говорить, он и расскажет им правду. С другой стороны, пальцы-то у него целые, мог бы и в письменном виде объясниться. Либо жаждет мести лично, этот вариант кажется наиболее вероятным.

— А, вот и ты! Идём, твой заказ готов. — Семочко, словно ждал меня, встретил на проходной предприятия. Завёл в свою каморку, открыл потайной ящик, вытащил оттуда тесак, изрядно смахивающий на мачете, с простой деревянной рукояткой. Но в ладонь она легла удобно. Я покрутил тесаком в воздухе, рубанул пару раз невидимого соперника, попробовал ногтем остроту лезвия. Хм, внушает уважение! — Сталь рессорная, заготовку для себя держал, — похвалился мастер. — Проволоку рубит только так. А вот ещё перевязь. Сделана просто, но удобная, можно носить тесак под одеждой.

Ого, и впрямь удобная перевязь из кожи грубой выделки! Приладив тесак на левом боку, подвигал рукой, сделал несколько наклонов. Ничего не мешает, хоть спать с ней ложись.

— Уважил, Петрович. Держи, — протянул я ему пачку «Сальве». — Бери, бери, время и силы потратил, я всё равно не курю, пропадут.

Насилу уговорил принять скромный дар взамен его подарка, который, вполне вероятно, ещё спасёт мне жизнь. Во всяком случае, я надеялся, что при смертельной опасности благодаря такому тесаку смогу если не напугать, то хотя бы покалечить нескольких противников. Учился я, правда, в своё время бою на ножах, с мечами и тесаками тренироваться как-то не доводилось, однако и урки, уверен, не такие уж и великие мастера боя с холодным оружием. Заточки — это да, знают, куда вонзать, чтобы с одного удара человек к Богу отправился. Лишь бы не пропустить такой удар исподтишка или во сне, особенно смертельный, это было бы крайне обидно.

На обед «шеф-повара» нынче сварганили рыбную похлёбку, где и рыбу-то можно было определить только по запаху, а вместо картошки плавали чуть ли не очистки, и слегка подкрашенный кипяток, как бы чай. Плюс по пайке хлеба на брата.

В глубине души мелькнула мысль, что, может, зря я раздал посылочку нуждающимся, благотворительность в моё время была хороша, когда даритель сам являлся достаточно преуспевающим человеком и мог от щедрот своих кинуть шубу с барского плеча. Меня же постоянно мучило чувство голода, организм хотел есть, а я, вместо того чтобы кинуть в топку сало с сухарями, практически всё раздал нашим доходягам. В следующий раз — если он будет, конечно, — схомячу всё сам… Блин, кого я обманываю? Опять ведь раздам, грёбаный бессребреник.

На выходе из столовой меня опять перехватили, теперь уже какой-то хмырь с цигаркой в зубах, которую он всё же вынул, чтобы пообщаться со мной. На его пальцах я разглядел наколотые бледно-синие буквы имени КОЛЯ.

— Слушай сюда, мне велено передать тебе на словах послание от наших воровских авторитетов.

— Ну так передавай, — стараясь не показать охватившего меня волнения, ответил я.

— В общем, сегодня вечером, сразу после смены, тебя ждут на толковище. В свой барак не заходи, ступай сразу к восьмому отряду, возле их барака с тобой перетрут, что да как. Если не придёшь, пеняй на себя. Всё. — Повернулся и потопал восвояси по заснеженной тропинке, в качественных валенках, между прочим.

Мне бы валенки тоже не помешали и шапка приличная, а то приходится под кепкой вязать своего рода бандану из куска материи, иначе останешься без ушей. Хорошо хоть, рукавицы выдали, в противном случае много бы я наработал голыми руками на двадцати-, а то и тридцатиградусном морозе…

Новостями я поделился с Олегом. Тот, услышав, что намечается сходняк, твёрдо заявил,