— Саш, тут Виктор Сергеевич рассказывал, что у тебя есть неплохой прогресс, это правда? — спросила мама, сыто откинувшись на спинку кресла и критично окинув взором стоящие в избытке на столе разносолы.

— Абсолютная, — тяжко вздохнув ответил я, чувствуя, что перестарался, дегустируя каждое новое блюдо, появившееся на столе. — Без классической хирургии в серьёзных случаях пока никак, но прогресс налицо. Работать надо ещё очень много, но я уже вижу направление движения, а главное результат, усилия потрачены не зря.

— Ты носишь тот медальон? — спросил отец. Я вздрогнул, об этом знали только он и я. Хотя в принципе нет уже смысла скрывать это от присутствующих.

— В кармане только в неактивированном состоянии. Решил им не попользоваться, а отдать благодетелям всё не судьба. — подтвердил я. — У меня уже без него гораздо лучше получается, чем по началу с ним.

— Хорошо, — кивнул отец. — Я нашёл по нему информацию. Обладавший до этого слабым даром молодой князь Вяземский носил его несколько месяцев, потом надобность отпала, дар проявил себя в полную силу и артефакт ушёл на заслуженный отдых. Потом кочевал по рукам и сейчас рекой времени его прибило к нашему берегу. Из-за его истории он скорее всего намного дороже современных аналогов, лучше правда верни его хозяину, не вижу смысла, раз и без него всё хорошо. Кто тебе его дал, ксати?

— Коля Арсеньев, но откопал его где-то Проскурин.

— Проскурин? Тимофей? — почему-то удивился отец, хотя мне казалось, что я про него уже упоминал. Значит он далеко не всё знает о моём круге общения или просто не обратил тогда внимания, думая о чём-то своём, так тоже бывает.

— Ну да, он, а что?

— Старайся держаться от него подальше, — сказал он и неожиданно замолчал.

— Да это я и так уже давно понял, но что ты можешь о нём сказать?

— Я знал его отца, — неохотно ответил он. — Крайне неприятная личность, себе на уме. У меня не было доказательств, но он был тот ещё мастер серых схем и тёмных делишек. Насколько мне известно, яблоко от яблони недалеко упало, сын такой же. Скорее всего связан с нелегальными структурами.

— Да не скорее, а так и есть, — хмыкнул я. — Тут гадать уже не нужно. Отдай ему этот медальон и забудь о его существовании, хотя эта вещица одна из немногих, которые можно было использовать, не то, что ты мне показал на фотографии.

— Эх, если можно было бы отмотать время назад, ни за что не нацепил бы на себя эту гадость, — с грустью сказал я.

Думаете слукавил? Да нисколько! Жизнь в этом мире мне нравилась, за исключением некоторых прискорбных обстоятельств, но где их не бывает? Если бы молодой Склифосовский не решил вкусить запретный плод, я жил бы себе дальше в своём родном мире, работал бы себе спокойно, дом, жена, дети, это всё было бы при мне. Когда чего-то лишаешься, начинаешь ценить особенно остро, хотя я и раньше ценил, меня никогда нельзя было обвинить в том, что я плохой семьянин. В семье была практически идиллия, несмотря на почти двадцать лет совместной жизни. Пациенты меня любили и уважали, всегда придерживались моих советов, что способствовало их скорейшему выздоровлению. Впрочем, последний фактор у меня есть все шансы привить и здесь, а для этого надо долго и упорно работать, к чему я давно привык.

Глава 24

Субботнее утро почти ничем не отличалось от пятничного, кроме того, что сегодня вместе со мной в лечебницу едет моя любимая сетрёнка. Значит сегодняшний день будет особенно плодотворным. Я попрошу в регистратуре собрать для меня всех подранков с округи, а что попроще пусть разбирают целители. В выходные, кстати, их на работу ходило немного, так что роптать особо некому.

Дверь кабинета, в котором мы вчера работали, теперь не сложно было отличить от других. Нормальная человеческая добротная дверь. Без лишних изысков, которые не нужны, просто новая и ровно окрашенная. В самом кабинете Николай сделал ремонт ничем не хуже, чем в том, который у нас забрали, если не лучше. В таком и работать гораздо приятнее. Мы повесили верхнюю одежду в шкаф, надели свежие белоснежные халаты, принесённые в этот раз с собой и были готовы к новым свершениям. Всё-таки первоначальный настрой очень влияет на продуктивность, я сейчас был готов горы свернуть. Ну ладно, уговорили, не горы, а куличики из песка, но зато много.

Под дверью уже начал собираться народ. Прямо напротив стоял мужчина с мощной повязкой на руке, второй рукой он поддерживал повреждённую, на лице застывшая маска боли. Я позвал его первым.

— Поранились? — спросил я.

— С велосипеда упал, — проскрипел он. — Колесо в ямку попало и я полетел через руль руками вперёд прямо на булыжную мостовую. Там похоже кость торчит.

— Ну зашибись ты покатался, — буркнул я себе под нос, указывая ему на кушетку. — Ложитесь.

— Да я посижу лучше, можно? — пропищал страдалец.

— Нет уж, ложитесь, — настоял я. — Человек, который лежит, уже не упадёт, а вашем случае это может произойти с высокой вероятностью.

— Ладно, — неохотно согласился мужчина и улёгся наконец, как я просил.

Я осторожно начал разрезать повязку, стараясь не коснуться видимого даже через толстый слой бинта костный отломок. Когда повязка была полностью снята, Катя побледнела и отвернулась. На границе средней и нижней трети предплечья из рваной раны торчал отломок локтевой кости. Не зря мне изначально показалось, что предплечье деформировано. Я кивнул Виктору Сергеевичу и он начал накрывать стол для инструментов. Будем делать открытую репозицию.

— Кать, ты как, справишься? — спросил я, пытаясь оценить вероятность ухода сестрёнки в обморочное состояние. Вроде уже взяла себя в руки.

— Да, я нормально, — нарочито твёрдым голосом сказала она. Храбрилась, как могла.

Она очень осторожно прикоснулась ладонями к коже по сторонам от раны и закрыла глаза. Для надёжности она сейчас приложила больше усилий на одну локализацию, чем делала вчера. А как по мне и вчера было неплохо. Поговорю с ней потом об этом, когда пациент выйдет, силы надо беречь, а то надолго не хватит.

Рану на руке пришлось расширить, чтобы добраться до отломков кости и поставить их на место, словно так и было. В