Я лёг обратно, ведь комната была погружена во мрак. Похоже ещё одна спокойная ночь… Ага, спокойная!

Слабо улыбнувшись, я коснулся девичьего плеча. Бархатная кожа поражала воображение своей мягкостью. Носик девушки едва уловимо сморщился, будто она собиралась чихнуть, но через миг снова расслабилось.

Мои губы коснулись её лба, покрытого тонкой плёнкой испарины. Сегодня было душно. Наверное поэтому мне и приснился кошмар.

— Не думай, — едва слышно прошептал я, а потом осторожно, стараясь не разбудить, подсунул руку Скае под голову. Волшебница слегка изменила позу, а потом прижалась ко мне, как я того и желал. Потные тела оказались вплотную друг к другу, влажно соприкоснувшись. Девушка завозилась и вытянула руку, которая улеглась мне на ягодицу и слегка сжала её, вызвав лёгкий хмык. Следом её тонкая длань переместилась на бедро и, наконец, к паху.

Она всё-таки проснулась, — осознал я, когда пальчики сомкнулись на члене, вызывая в нём мгновенную реакцию.

— Изен… — проговорила Ская, — не мог до утра потерпеть?

Подавшись вперёд, я поцеловал её в шею, а потом немного наклонил голову девушки, переходя на ключицы. Волшебница развернулась на спину, слабо улыбнувшись. Завладев инициативой, я единым движением оказался сверху. Поцелуи и ласки становились всё откровеннее, пока не привели к страстному, животному проникновению и начавшейся скачке.

— Ах-х… — откинулась девушка спустя полчаса. Мокрые простыни стали прибежищем для наших запыхавшихся тел. — Тебе понравилось?

Вопрос, который я никогда не понимал.

Молчаливо кивнув, я прикрыл глаза. Чувство расслабленности и неги медленно разливалось по моей груди, окончательно вымывая последствия дурацкого ночного кошмара.

— Скажи, у тебя ведь были… женщины? До меня? — Ская опёрлась о локоть, приподнявшись над кроватью. Капельки пота блестели на её боку, груди и бёдрах. Поддавшись искушению (откуда бы, если я только что излился ей на живот?) протянул руку, вначале мягко проведя ею по коже, а потом сжав ладонь.

— У тебя ведь тоже? — произнёс я.

— Женщины? — рассмеялась она.

— Вот и ответ, — хмыкнул на это, а потом посмотрел Скае прямо в глаза, слегка подавшись вперёд. — Это не имеет значения, ведь сейчас я здесь, с тобой.

— Здесь… — обмякнув, девушка обняла меня, а следом свернулась, словно котёнок, устроившись подле моей груди. Так мы и заснули.

Новый сон я видел осознанно, прекрасно воспринимая его нереальность. Проклятая жара, вызывающая кошмары!

То, что это был очередной кошмар, я не сомневался — потому что находился в Сизиане, в оазисе Последняя Потеря, в том самом доме, где некогда погибли дети, прячущиеся в подвале.

Мне казалось, что я осматривался, пытаясь понять и подготовиться к тому, что сейчас увижу. Взгляд неожиданно наткнулся на Дризза, который сидел в лучах яркого солнца, льющегося сквозь закрытые ставни. Он ссутулился, склонившись вперёд, а его скрещённые руки опирались на торчащие колени. Тени превращали его кожу в чешую, делая мужчину неким подобием крокодила — столь резко очерчивался он утренним светом.

— Юнцы, вольно или невольно пробудившие в себе магию, — произнёс Хродбер, и его глаза засияли, словно два парящих в небе опала, — обучаются ненависти, как чему-то главному и по сути единственному в своей жизни. Ненавидеть, чтобы убивать при помощи силы стихий. Ненавидеть, чтобы защищаться. Ненавидеть, чтобы жить. — Он кивнул, словно бы признавая наличие в этой мудрости некого изъяна, не предполагающего, тем не менее, что ей не следует повиноваться. — Да… слабость… Слабость — вот та искра, которую высекает плеть их наставника! И горе тому юнцу, что начнёт рыдать.

Жесточайший из людей издал смешок, звук слишком кроткий в сравнении с сопровождающей его гримасой.

— Тебя называют «Сокрушающий меч Кохрана», но разве это так? — Дризз прищурился. — Жалкие неумехи из Третьей магической не смогли воспитать тебя должным образом, а мне не хватило на это времени. Ты так и остался мальчишкой, слишком избалованным и изнеженным для настоящего дела.

— Видимо все имперцы, павшие от моей руки, не идут в счёт? — улыбнулся я.

— Солдаты, которые сами шли тебя убивать? — рассмеялся мужчина. — О, да! Их смерть не несла ничего, что могло бы позволить тебе ощутить настоящую ненависть, — его кулак ударил по собственной груди, — ты убивал их легко, не задумываясь ни о чём. Но что будет, — Хродбер вытянул руку, указав на подвал, — когда ты столкнёшься с тем, что заставит переступить через себя? Ради мира и его блага, само собой.

Подвальная дверь мистическим образом начала приоткрываться, издавая мерзкий скрип. Оттуда дыхнуло смрадом и кровью. Во тьме что-то копошилось. Я помнил, что мы оставили там, когда покидали Последнюю Потерю. Трупы детей, которых убили своими руками.

— Ты слаб, мальчишка, — проскрежетал он. — Даже убив тысячу крестьян, ты остался слабым. Даже развив своё тело, сделав его идеальным проводником своей магической энергии, ты остался никчёмным. Однако, если ты думаешь, что это плохо, то ты ошибается, — Дризз рассмеялся. — Хитрость в том, что на свете не бывает ничего неуязвимого. Любая, самая могучая сила иногда садится посрать. А иногда засыпает. Мощь необходимо нацелить, сосредоточить, а значит, всё на свете уязвимо и слабо. Посему испытывать презрение к слабости означает питать отвращение ко всему сущему…

Мои глаза широко распахнулись, позволив иным взглядом посмотреть на внезапного собеседника. Какие-то мысли, слишком неуловимые, чтобы их осознать, закрутились внутри головы.

— И тем самым мир становится ненавистным, мальчик, — продолжил Хродбер. — Просто делается чем-то ещё, что необходимо придушить или забить насмерть. Слабость — вот что является истинным источником ненависти. Когда ты поймёшь это, то будешь способен…

— Я знаю, что такое ненависть, — перебил я его.

Мужчина, будто погружённый в свои мысли, вздрогнул и сплюнул в яркий отсвет зари, осмелившийся проникнуть внутрь покинутого мёртвого дома.

— Откуда бы⁈ — рыкнул он. — Изнеженный аристократ, всего год как оторванный от материнской юбки⁈

— За это время случилось много! — крикнул я в ответ. — Здесь, на войне, все люди нена!..

Дризз ринулся вперёд быстрее, чем я успел предпринять хоть что-то. Он словно воздвигся надо мной, глубоко и разъярённо дыша.

— Во-о-от! — взревел он, демонстрируя руки, внезапно обагрившиеся кровью по самые локти. — Вот это — ненависть!

Хродбер наотмашь врезал мне по губам так, что голова откинулась назад, ударившись о деревянные перекрытия. Боли не ощущалось, но