Шрифт:
Закладка:
— Ещё б чуток — и сотня! — вздыхал Захар.
— Авроса посчитал?
— А неужто он пойдёт?
— Обещал ведь.
— Точно. Забыл. Записываю!
Захар благополучно (пара фингалов — не в счёт) утряс с Авросом вопросы перевода в мой орден, и теперь тоже носил на руке не звёзды, а мечи.
— Неофита пиши.
— Да он же мелкий совсем!
— И что? В сотню войти сможет, для галочки. На самого вия его, понятно, никто толкать не станет.
— Эх… Тыщу бы, на вия-то…
— Мечтать не вредно. До тысячника я так быстро не прокачаюсь.
Меня волновал не столько недобор охотников, сколько отсутствие точной даты появления вия. Вот соберём мы сейчас сотню — и чего? Вий возьмёт, и не придёт. Разбредутся все. Кто туда, кто сюда, кто — не приведи господь — погибнет. А потом, когда вий появится, окажется, что у нас ничего не готово. Стол не накрыт, полы не мытые, и так далее.
Однако судьба, как я вскоре понял, мне благоволила. Хотя началось всё довольно странно.
Я в очередной раз перенёсся в дом к Ползунову, собрать урожай свежих душ. В смысле, принять в Орден Истинного Меча новых охотников. И ещё из комнаты услышал женские всхлипывания.
Кто бы это мог быть, интересно? Неужели Александра Урюпина успела не только самостоятельно прибыть сюда из Поречья, наплевав на все правила приличия, но ещё и заиметь повод для рыданий? Офигеть у людей жизнь интересная. Ну да ладно, что поделаешь. Какая пара без ссор. Невовремя, наверное, я припёрся…
Впрочем, сразу отваливать не стал. Сначала приоткрыл тихонько дверь, прислушался и понял, что всхлипывающий голос принадлежит не Александре.
Ага. Значит, всё ещё сложнее. Это хорошо, пойду погляжу, в чём дело.
Пройдя в гостиную, я обнаружил там, помимо растерянного лакея Ползунова, старую знакомую.
— Эльза Карловна? Что случилось?
— Владимир Всеволодович! — вскочила женщина с заплаканным лицом. — Наконец-то я вас нашла! Беда! Варенька-то, Варенька… — и зарыдала, не в силах закончить фразу.
В конце концов, удалось выяснить следующее. Варвара Михайловна — та самая гормональная биполярщица, которая показывала мне дорогу на кладбище, — неделю назад слиняла куда-то гулять, а вернулась под утро чуть живая, сильно избитая, в полубессознательном состоянии. Что с ней произошло, объяснить не сумела, она вообще почти не говорила. Всё это время провела в бреду и горячке, и только сегодня начала произносить что-то связное. Этим связным оказалось моё имя.
— Вас она зовёт, вы уж не откажите, прошу! — заливалась слезами Эльза Карловна.
— Да не вопрос, идёмте. Что ж вы сразу-то не позвали? У меня Знаки целительные есть.
— Да не помогают ей те Знаки, уж я охотника приглашала! Так он старался над нею, так старался — всё без толку. Так об ней переживал — третью ночь от постели не отходит. Да только лучше Вареньке не становится.
— А зовут этого человеколюбивого охотника?.. — процедил я сквозь зубы.
— Ах, он самый лучший в Петербурге. Вы слышали, должно быть — Мефодий.
От комментария я каким-то чудом сумел удержаться. Сказал Эльзе Карловне:
— Возьмите меня за руку.
Размениваться на извозчиков было некогда. Троекуровским амулетом я перенёсся вместе с Эльзой Карловной на угол Садовой и Фонарного переулка.
— Господи, спаси и сохрани! — перекрестилась Эльза Карловна.
— Дверь откройте!
Когда мы вошли, в холле уже стояли с постными рожами двое. Мефодия я узнал сразу. Второго — парня моего возраста — не узнал, но угадал.
— Брат Варвары Михайловны, полагаю?
— Варвара Михайловна умерла, — вздохнул брат. — Увы. Пять минут назад сердце её перестало биться.
— Я безмерно скорблю о вашей утрате, Эльза Карловна, — добавил Мефодий. — Видит бог, я сделал всё, что в моих силах.
Эльза Карловна залилась слезами. А я, оттолкнув с дороги Мефодия, поспешил в спальню Вареньки.
Глава 24
Варенька лежала в постели, бледная, как будто в гриме. Глаза ей уже закрыли и даже руки на груди успели аккуратно сложить.
Я пощупал пульс — нет. Кастанул Восстановление сил — тщетно.
— Не нужно её поднимать, — послышался голос Мефодия от входа. — Оставь эту некромантию. Для полноценного оживления твоего ранга всё равно не хватит.
— Зачем? — я повернулся к Мефодию. — Нет, мне просто интересно твою логику понять. Я ждал от тебя пакости, но — нормальной, мужской. Засаду, там, устроить, убить меня попытаться. На крайняк какую-нибудь бюрократическую пакость выдумать. Но прикончить девчонку?.. Ты что, думал, она моя возлюбленная, что ли? Что я буду из-за неё страдать?
— Я старался спасти бедную девушку, — сказал Мефодий.
Голос его звучал скорбно, однако на губах плясала мерзейшая улыбка.
— Решительно не понимаю. Ты — дебил?
— Она о тебе говорила перед смертью.
— Нет, ты точно дебил…
— Последними её словами были: «Никому не давайте читать по мне, но пошлите сей же час в дом Ползунова за пореченским охотником Владимиром Давыдовым. Пусть три ночи молится по грешной душе моей. Он знает…». А что «знает» — того договорить не сумела. Что ты такое знаешь, Владимир Давыдов? И… чему вдруг улыбаешься?
— Нет, ты не дебил, — сказал я, и вправду улыбаясь. — Ты — мразь. Не ошибся я в тебе, только масштабов недооценил. Мразь ты — просто сказочная… Значит, говоришь, три ночи читать?
— Три ночи, — пробормотал сбитый с толку Мефодий.
— Это хорошо. Почитать-то я люблю. Где?
— Эм… Я договорюсь. Полагаю, Троице-Петровский собор, это на Троицкой площади.
— Сей же ночью буду там. Так и передай.
— Кому