30

Тори

На пороге стоит Дункан. Он выше, чем мне помнится, и шире – во весь дверной проем. Вещей при нем нет, только старый дедовский ягдташ. Дункан зарос щетиной, под глазами залегли темные полукружья, пахнет от него пропотевшей одеждой и самолетом. Он смотрит на меня с выражением, которое мне почему-то не нравится.

– Ну? – спрашивает он. – Так и будешь держать меня на пороге?

Я машинально отступаю, и Дункан протискивается в квартиру.

– Я тебя не ждала.

– Но кого-то же ты ждала? Ты меня впустила. И не спросила «кто там».

– Пицца. Я заказала пиццу.

Дункан глядит на меня с каменным лицом, как будто я ему вру. Как будто он ждет от меня объяснений. Явившись в мою же квартиру через несколько месяцев после того, как я его бросила.

– С чего ты вообще явился без предупреждения? Это моя квартира.

Дункан бросает сумку на диван и оглядывается, моих слов он как будто не слышит.

– Неплохо. Я так понимаю, отель для тебя – слишком по-простецки?

– Это моя квартира, – повторяю я.

– Поразительно, на что ты транжиришь свои деньги. Точнее, деньги твоей бабушки. Кстати, Чарли мне все рассказала, так что не пытайся врать.

Конечно, рассказала, гадина.

– Дункан…

Тут, слава богу, снова жужжит домофон, я отворачиваюсь и нажимаю кнопку, затылком ощущая тяжелый взгляд Дункана.

– Пицца, – пищит голос в динамиках.

Я оглядываюсь на Дункана с невольным торжеством.

– Входите.

Пиццу приносит Луиджи, сын владельцев пиццерии. Луиджи отдает мне коробку и спрашивает, как продвигается книга, я отвечаю, что хорошо продвигается, и интересуюсь, как там его новорожденная дочка. Луиджи достает телефон и показывает фотографию малышки в смешных оборочках, все это время я ощущаю неласковый взгляд Дункана. Кожу покалывает, меня противно знобит, как будто я заболеваю. Наконец я прощаюсь с Луиджи и закрываю за ним дверь. Как же я не сообразила! Можно было попросить его придумать какой-нибудь отвлекающий маневр, который дал бы мне возможность выйти из квартиры. Дункан итальянского не знает, он бы ничего не понял.

Стараясь не смотреть на бывшего мужа, я ставлю коробку на кухонную стойку.

– Угощайся, если хочешь.

– С чем она?

– Моцарелла из буйволиного молока и анчоусы.

– Ну и гадость, – кривится Дункан.

– Я заказывала ее себе, а не тебе. Вина?

– Нет.

– Как знаешь.

Я беру недавно купленный ножик-диск, нарезаю пиццу на удобные порции и сажусь за стойку. Руки у меня трясутся, и чем старательнее я пытаюсь унять дрожь, тем сильнее она становится. Несмотря на это, я чувствую странную решимость. Буду вести себя как ни в чем не бывало. Ну почему я не осталась у Марко? Я подцепляю треугольник пиццы, откусываю и судорожно проглатываю, от соленых анчоусов щиплет язык.

Дункан вздыхает. Я слышу и вздох, и скрип дивана, но на бывшего мужа не смотрю.

– Тори, ты не хочешь все это обсудить?

– Что – «это»?

– Да все! – Дункан откашливается. – Наш брак. То, как ты сбежала в Италию поиграть в писательницу, не дав… не дав мне возможности все устроить. Устроить нашу жизнь как следует.

Тут я все же поворачиваюсь к нему:

– Нет, я давала тебе такую возможность. И не одну. И я не играю…

– Ну хватит, хватит. – Дункан демонстративно вскидывает руки, изображая, что сдается. – Ты настоящая писательница. Пусть. Я только не понимаю, зачем тебе понадобилось быть писательницей именно здесь, а не дома.

– Но это мой…

– Чарли думает, что все это – лишь показуха, игра такая. Что ты просто встала на дыбы и хочешь проучить меня после того случая с бабушкой. Слушай, мне жаль, что я такая несовершенная личность. Я принял неправильное решение, и я это признаю. Окей? Может, на этом и остановимся?

– Ни в кого я не играю. – Я стараюсь говорить спокойно, но понимаю, что вот-вот стисну зубы. – Я говорила тебе, что уезжаю. Я тебе об этом говорила, но ты ответил – «мне все равно». Я и уехала.

– Откуда я знал, что ты всерьез. – Тон у Дункана такой, будто сам себе не верит, да и вид точно такой же. – Я думал, ты просто устроила сцену. Господи! Оказывается, я кругом не прав.

Я чувствую, что у меня поднимается давление. Но какой-то холодный, рассудительный голос говорит мне: единственный способ выйти из положения – это по возможности сохранять спокойствие. Я медленно выдыхаю и, прежде чем заговорить, отпиваю вина.

– Дункан, а зачем ты приехал? Мы что, не могли все обсудить по телефону?

– Чтобы дать тебе прийти в себя, – произносит Дункан с видом великомученика. – Я подумал, что если на время оставить тебя одну, ты успокоишься.

– Так. А теперь ты приехал, потому что?..

– Потому что пора все это заканчивать. Я долго терпел, я пытался понять тебя, но теперь с меня хватит. Прекращай валять дурака, возвращайся домой.

В висках у меня начинает стучать. Я закрываю коробку и отодвигаю пиццу: меня мутит от запаха анчоусов.

– Это не разговор.

– Но…

– Хватит! – не выдерживаю я. – Уже полночь. Я хочу спать, да и ты, наверное, тоже. Я вызову тебе такси, и мы все обсудим утром, при свете дня. – Где-нибудь на людях, мысленно прибавляю я. – В каком отеле ты остановился?

– Ни в каком.

– Что?

– Не останавливался я ни в каком отеле. Зачем? Побуду здесь, пока ты соберешься и уладишь дела, а потом мы улетим. Я взял нам билеты на послезавтра. По-моему, времени предостаточно.

На меня накатывает паника, и я опираюсь рукой о стойку.

– Нет, Дункан. Я не вернусь. Если ты не можешь этого принять – сочувствую, но это так. А еще я хочу, чтобы ты остановился где-нибудь в другом месте. Здесь ты ночевать не будешь.

Дункан встает с дивана и надвигается на меня. Теперь я думаю только о том, какой он массивный, как он разозлен, насколько он сильнее меня. Подойдя к стойке, Дункан нагибается – слегка, но мне тут же хочется отпрянуть.

– Чтобы я уехал один – а моя жена осталась тут сама по себе? Не будет такого. И ни в какой отель я не уйду. Кончай ныть и собирайся.

Каждый нерв во мне пищит: сдайся! Но затем я вспоминаю о Стелле. Стелла, упрямая маленькая девчонка-подросток, каждый день тайком проносила оружие мимо больших страшных мужчин. Если она справлялась, говорю я себе, то справлюсь и я.

– Ладно. Тогда ты сегодня ночуй здесь. Ты ночуй здесь, а я… – Мне удается вовремя прикусить язык и не сказать про Марко. – А я заночую у друзей. Утром за завтраком все решим. Я напишу тебе, где мы встретимся. – Я спрыгиваю с табурета,