– Нет. Нет, здесь все тихо и мирно. Может, даже слишком, – признаюсь я. – Я скучаю по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю. Но я скоро вернусь. Всего два дня осталось.

– Два дня осталось, – повторяю я.

– Два дня. – Ласковый голос.

Где-то воет сирена – полиция или «скорая». Я представляю себе, как Марко стоит в каком-нибудь извилистом переулке, на брусчатке, может быть опираясь о стену, а мимо фланируют люди, наряженные по моде пятидесятых, потому что я знаю Рим в основном по любимым бабушкой старым фильмам.

– Что поделываешь?

– Ничего особенного, – честно признаюсь я. – Работаю много. Извини, что я… что я тебе отвечала черт знает как.

– Да не страшно. Я же знаю, какой ты бываешь, когда остаешься наедине с Акилле. Как ты себя чувствуешь? С квартирой все нормально?

– Да, все отлично. – Тут я понимаю, что это все-таки паника. Пора заканчивать разговор. – Тебе, наверное, лучше вернуться к друзьям?

– Вовсе нет. Если хочешь поговорить, я могу остаться здесь.

– Какой ты хороший. Но ты иди к ребятам.

– Точно?

– Точно. Скоро увидимся.

– Всенепременно. – Я по голосу слышу, что он улыбается. – Тогда звони, если что. Обещай, что позвонишь.

– Обещаю. Buonanotte[49].

– Notte, tesoro[50].

Я нажимаю «отбой» и оглядываюсь. Просто смешно: сижу тут, жалею себя, а ведь все так… не знаю, как именно, но сидеть сложа руки точно не стоит.

– Ну все, – говорю я вслух. – Хватит.

В следующие два часа я развиваю бурную деятельность. Убираю с журнального столика коробки из-под пиццы, запускаю посудомоечную машину, заправляю постель, прохожусь по квартире с пылесосом и собираю грязное белье, разбросанное по всей спальне. Мне и в голову не приходило, что я развела такой бардак, я просто не замечала ни немытых кружек и стаканов, ни волос в сливе душа, ни клякс зубной пасты на раковине. Кажется, именно это и происходит с людьми, впавшими в депрессию? Они перестают замечать окружающий мир. Какое счастье, что я вовремя позвонила Марко!

Я заканчиваю труды, сияя от пота и от осознания собственной праведности. Часы показывают начало десятого, и есть хочется страшно. Можно сходить куда-нибудь поужинать. Можно остаться, приготовить наконец что-нибудь и загрузить стиральную машину. До того, как вступит в силу запрет на шум в ночное время, быстрый цикл успеет завершиться. А можно…

А можно пойти домой.

А ведь и правда можно. Ну какой смысл сидеть у Марко? Если Дункан за все это время ни разу не позвонил и не написал, вряд ли он объявится в ближайшие пару дней. А ждать, когда вернется Марко… от этого настроение у меня точно не улучшится.

Я раздумываю недолго. Побросав в сумку самое необходимое, я укладываю ноутбук, планшет, проверяю, все ли выключено, выхожу и спускаюсь по лестнице. Главное – не успеть передумать.

* * *

Дома жарко и душно. Бросив сумку на пол, я кидаюсь открывать окна, хотя вместе с ночным воздухом в квартиру врываются проклятые комары, которых я не приглашала. Что мне нравится у Марко, так это москитные сетки на окнах, самая заурядная для Флоренции вещь, но почему-то они есть далеко не везде. Может, и мне завести такие сетки? Надо поговорить с Фредерикой, наверняка можно внести в контракт соответствующие изменения. Она ведь не станет возражать? Благодаря мне квартира только прибавит в цене. Спрошу Кьяру. В конце концов, я ведь пока не планирую съезжать.

Если только не надумаю перебраться к Марко.

Но, конечно, не на следующей неделе. И не в ближайшее время. И не в любой момент. Мне нравится жить одной, напоминаю я себе, забрасывая вещи в стиральную машину и отмеряя порошок. Я приехала сюда именно для того, чтобы жить в одиночестве, на своей территории. Чтобы на первом месте у меня была работа. Чтобы я сама была у себя на первом месте. Необязательно отказываться от всего этого ради Марко, хоть он и называет меня своей fidanzata. А назвать кого-нибудь fidanzata – это, знаете ли, не шутки. То есть это не то чтобы «невеста» – хотя, строго говоря, бывает, что и невеста, – но этим неопределенным словом называют кого-то, кто тебе важен. Кого-то, с кем ты, если уж начистоту, хочешь жить. Так называют любимую женщину. Серьезное такое слово, особенно в самом начале… ну да, отношений. Очень серьезное слово.

Я наливаю себе вина, опускаюсь на диван и какое-то время просто сижу, пытаясь разобраться в своих чувствах. Честно сказать, я немного растеряна. Я не собиралась заводить серьезных отношений. Сейчас они мне точно не нужны, а может, и вовсе не нужны. Отношения вообще меня пугают. Да что там, в данном конкретном смысле они меня тоже пугают. Но это Марко. Это же Марко. С одной стороны, мне хочется сбежать и не возвращаться, но с другой – я уже невольно представляю себе, как мы живем здесь, как я переезжаю к нему или как мы ищем какую-нибудь другую квартиру, побольше, где у каждого будет свой кабинет. Может быть, в Санта-Кроче, а может, к югу от реки… да, где-нибудь в районе Садов Боболи. Или даже еще южнее, рядом с центром, на той красивой зеленой аллее. Виа Макиавелли, вот как она называется. Еще вполне город, но можно просто сесть в машину – и покатить на юг, в Сиену, в Ареццо, да куда хочешь…

Церковный колокол возвращает меня с небес на землю. Черт, уже почти половина одиннадцатого, а я так и не поела. Я хватаю телефон и заказываю пиццу в хорошо знакомой мне пиццерии, открытой допоздна, а потом берусь за письма Акилле. Чего это я размечталась? Прежде чем лечь спать, надо одолеть еще хоть пару страниц. Голова идет кругом, и я по нескольку раз перечитываю одну и ту же фразу, но стоит мне втянуться, как жужжит домофон. Я нажимаю кнопку, чтобы открыть дверь подъезда, и направляюсь на кухню – долить себе вина и достать из ящика салфетки.

В разгар моей битвы с пробкой, которая никак не хочет влезать в бутылку, в дверь стучат.

– Открыто!

Я уже столько раз заказывала в этой пиццерии, что давно состою в приятельских отношениях со всеми, кто там работает. Но сегодня, наверное, явился новичок, поскольку секунду спустя в дверь снова стучат, на этот раз громче.

– Ладно, ладно, иду. – Втиснув наконец пробку в бутылку, я спешу к двери. – Извините… – начинаю было я – и тут слова застревают в горле. Это не разносчик из пиццерии.

На пороге стоит Дункан.