Шрифт:
Закладка:
«А ты, какие свои основные достоинства повторяешь у себя в голове?» – спрашивает она меня, немного помолчав. А я уже надеялся, что разговор окончен, на такой прекрасной ноте, что сам бы себя по плечу одобрительно похлопал. Я уже собрался изворачиваться и тянуть время, но отложив ответ, потерял бы доверие. Беру бокал красного и слегка его взбалтываю, чтобы, достигнув идеальной температуры, оно отдало свой аромат.
«Думаю, что я мужчина зрелый, умный, выдающийся», – говорю я без лишних раздумий и, пожалуй, не очень уверенно. Она наблюдает за мной и, черт возьми, похоже, видит то же, что обычно вижу я.
«Папа, ты хороший?»
Вот и оно. Здесь нужна слаженная работа всех трех частей мозга, выполненная на высоте. Я концентрируюсь, тщательно подбираю слова и занимаю позицию с центром внутри, для чего повторяю свое волшебное слово, думаю о дыхании, чтобы полностью владеть ситуацией.
«Интересный вопрос, дорогая», – спокойно начинаю я, после небольшой паузы. «И такой вопрос определенно заслуживает исчерпывающего ответа», – продолжаю, тщательно отмеряя слова и паузы между ними. – «А для этого мне нужно точно знать, что ты подразумеваешь под словами “быть хорошим”. Как ты их понимаешь, милая?»
Идеально, как в учебнике. Сначала наладить связь с ее рептильным мозгом, потом переход к лимбическому, а в финале искусно сформулированный вопрос.
«Почему ты все время так делаешь? Без конца твои приемы, без конца твои вопросы, без конца пляски вокруг этих частей мозга! Ответь, да и все!» – набрасывается на меня Элизабет, введя меня в ступор. И заставив почувствовать себя совсем маленьким. Я ставлю бокал.
«Прости меня», – говорю я ей в надежде, что она оценит тот факт, что извиняюсь я крайне редко. – «Ты права, но это сильнее меня».
«Шутишь? Ты мне тысячу раз повторял: утверждение, что нечто сильнее тебя – всего лишь оправдание; нет на свете ничего, сильнее тебя; ты можешь сделать что угодно. А теперь заявляешь, что это сильнее тебя? Да ну тебя, папа», – продолжает она, и в голосе все сильнее слышно раздражение. Лучше прервать эту схему до того, как приятный ужин превратится в ссору.
«Нет. Я не хороший», – перебиваю я ее. Она замолкает.
«Как так?» – спрашивает дочь. Она выглядит заинтересованной.
«Я не хороший, потому что совершил много поступков, которыми не горжусь. В некоторые моменты жизни я проявлял себя не с лучшей стороны». Честно говоря, я не знаю, что еще сказать: в конце концов, она моя дочь, и некоторые подробности я хотел бы опустить. Наступившая тишина немного раздражает, и вдруг я думаю, что все мои техники не такие потрясающие, какими обычно мне казались.
«А для меня ты хороший. Ты хороший, потому что говоришь, что не хороший, и видно, что тебе это не нравится. Я ужасно на тебя зла от того, что ты оставил мою маму и меня, а еще…»
«Я тебя не оставлял!» – вмешиваюсь я, нарушая с десяток основных правил коммуникации.
«Оставил. Можешь рассказывать, как тебе угодно, только ты это сделал. Но я, пусть и сама себе не могу объяснить почему, все равно тебя люблю. А значит, ты хоть немного, но хороший. Иногда ты ведешь себя как придурок, но ты все равно хороший». Я молчу и думаю: ей действительно шестнадцать лет или она воплощение моей совести, которая хочет преподать мне урок. «Ты человек, ты делал прекрасные вещи и делал вещи гораздо менее прекрасные. Как и все люди, ты ошибался, но сейчас ты здесь и можешь действовать по-другому. И мне кажется, ты стараешься».
Я чувствую, как слезы подступают к глазам. Несколько раз делаю глубокий вдох, но этого недостаточно. Лучше я ее обниму, и она замолчит.
Смотрю, как она спускается по ступенькам в метро и, как всегда, в районе живота появляется неприятное ощущение.
«Все будет хорошо», – повторяю я нежно, как ласку, чтобы успокоить свои отцовские страхи. Я продолжаю смотреть на лестницу, даже когда дочь уже исчезла из поля моего зрения, отвлекаюсь на суету людей, которые торопятся, по-видимому, сесть на последний поезд.
В конечном итоге решаю, что и мне, пожалуй, пора вернуться в свое королевство. Поворачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с ослепительно-белокурой Эвелин. Она настолько близко, что я, наконец, могу посмотреть ей прямо в глаза. Она выдерживает мой взгляд.
«Эвелин», – вступаю я, чтобы завязать разговор.
«Леонард, добрый вечер», – коротко отвечает она.
Я молчу. Наблюдаю за ней, краем глаза слежу за улицей, слушаю шум Лондона, звуки города, который готовится к очередной холодной зимней ночи.
«Завтра у вас встреча с Лизой», – говорит она мне. И правда. Похоже, совершенно невозможно сохранить секрет в этой группе странных персонажей. Но я воздерживаюсь от комментариев.
«Постарайтесь».
Пытаюсь понять к чему такая смена курса. Наверное, наша встреча с ней и Люцифером что-то сдвинула с места, потому что за ее словами мне слышится нотка надежды на спасение человечества. Но поскольку интерпретировать чужие мысли и взращивать странные идеи – один из самых опасных видов спорта в мире, я решаю приступить к расследованию. «Если есть сомнения, задавай вопросы!» – моя очередная мантра.
«Как всегда, Эвелин, я полностью выложусь, чтобы мои способности помогли достичь лучшего результата из всех возможных. И тем не менее, позвольте спросить: на что вы надеетесь?»
Она смотрит на меня без особого презрения (что, если совсем откровенно, можно уже считать успехом).
«Я думаю, что вы правы. Думаю, что этот город, вы, мир… заслуживаете шанса».
С этими словами она разворачивается вокруг своей оси, сделав что-то вроде пируэта, и удаляется уверенным шагом. Волосы развеваются на ветру, как показывают в фильмах, она идет вперед в своих туфлях на высокой шпильке, как будто не обращая внимания на сигналящие автомобили, которые стараются избежать столкновения, пока она переходит улицу. Я стою и смотрю ей вслед, руки в карманах, от дыхания идет пар. Сцена почти романтическая. Почти.
