Шрифт:
Закладка:
– Это хорошо, герр майор, потому что я только что видел М10. По фольварку барабанит наша артиллерия, и вот-вот к ней присоединятся панцергренадеры.
– Это русские, – с уверенностью сказал майор. – Никто другой не может там быть. Каковы ваши действия?
– Продолжаем движение. Если это действительно М10, то «хорниссе» справятся с этими пукалками без большого труда, а уйти русские не смогут, мы их уже обошли.
Германские танки шли геометрически правильным строем по черной богатой почве, урожай с которой был снят совсем недавно. Скорее всего, теми самыми людьми, которые жили в горящем сейчас фольварке, откуда отстреливались русские самоходки. Три десятка тяжелых танков не были той силой, которая может повернуть ход даже одного крупного сражения, но это было ядро истерзанной до десятков процентов былой мощи элитной дивизии, и в умелых руках они были способны на многое.
«Тигры» прошли через ряды скирд, правильными цепочками выстроенные на границе двух полей, и, снизив скорость, позволили подтянуться к себе бронированным транспортерам, полумесяцем охватывающим оба их фланга и спину. Такое построение, удобное для открытых пространств, живо напоминало строй германской рыцарской конницы в золотое время Средневековья: танки заменили закованных в броню конных латников, самоходки – пеших копейщиков, а пехота осталась просто пехотой – ландскнехтами германских княжеств, объединенных единой волей в Рейх.
Ганс-Ульрих ощущал все большую настороженность. Он кожей чувствовал опасность: как она сгущалась в воздухе, как по горизонту пробегали черные тени, исчезающие, если начинаешь глядеть прямо в ту сторону. Они продвинулись уже на три с лишним километра, но, за исключением оставшейся далеко позади отдельной части, зажатой среди пылающих строений, не встретили пока ни одного русского.
Склонившись на своем сиденье, Ганс-Ульрих еще раз провел пальцем с коротко обстриженным ногтем по нанесенному на карту маршруту, предназначенному его танкам. По данным ночной разведки, на том месте, где они сейчас находились, должны были быть русские легкие танки – лакомая и ценная цель для его «тигров». Позиции русских «ратш-бумов», которые сожгли несколько машин разведбата, располагались чуть севернее и не представляли угрозы для маневра немецких танков, если только русские пушки все еще оставались на том же самом месте.
По замыслу командования, танки должны были вклиниться между русским бронированным острием и более уязвимыми пехотными и тыловыми частями, поставив не слишком устойчивые в мобильном бою средние и легкие русские танки в опасное положение между основными силами дивизии с приданными им «хуммелями»[114] и его ударной группой из «тигров» и «хорниссе» с 88-миллиметровыми пушками. Отсутствие же русских частей в пределах видимости было плохим признаком – это означало, что они успели перегруппироваться, воспользовавшись предрассветной задержкой противника. Глупо. Ничего они, выходит, не выиграли, и выспаться он все равно не смог.
Командир батальона сунул в рот таблетку первитина, сильного стимулирующего средства, разжевал всухую, поморщился. Двигатели выли, гусеницы лязгали – танки, раскачиваясь, пробирались по полю, обрывающемуся в километре впереди редколесьем, сквозь которое просвечивала желтизна ноябрьской травы на следующем поле. Это был не запад Германии с ее лесами и не горы юга, на таких равнинах обороняться было сложно.
– Стой! – Ощущение опасности стало настолько сильным, что больше терпеть он не мог.
Танки остановились, за несколько секунд прекратив монотонное вязкое лязганье.
– «Барсук», я «Росомаха-один», продолжить движение вперед двумя группами по нашим флангам! «Росомахи» «два», «три», «четыре», перестроиться в клин, движение малой скоростью с максимальной осторожностью!
Ганс-Ульрих бросил микрофон коротковолновой рации и перелез к люку. Открыв замки, он осторожно поднял массивный броневой блин и высунул из люка голову и плечи.
Первым делом штурмбаннфюрер оглянулся назад – да, «тигры» с неторопливой грацией хищников перестраивались в соответствии с его приказом, вновь формируя боевой строй, подобный рыцарской коннице. Когда машины слева и справа почти поравнялись с ним, водитель включил передачу, и командирский танк тоже тронулся с места.
Ганс-Ульрих поднял бинокль, разглядывая небольшую рощицу, состоящую из тонких, кажущихся без листьев замерзшими и голыми осин. Оптика позволяла разглядеть даже отдельные стволы деревьев, роща была совершенно прозрачна, а над ней кружились бестолковыми кругами вороны. Метров восемьсот. Очень опасно, хуже не бывает. И уходить, главное, нельзя. Разве что пятясь.
Тщательнейшим образом танкист проглядел рощу справа налево и слева направо. Ни одного стеклянного отблеска, ни одной перебегающей фигуры.
– «Большой слон», я «Росомаха-один», прошу двухминутный огневой налет на полоску леса в квадратах сорок два Дора и сорок два Цезарь, замаскированная артиллерия. Мы в восьмистах метрах западнее, продолжаем движение.
Ждать опять пришлось недолго. Воздух забулькал, и вокруг рощи начали рваться тяжелые снаряды – спереди, сзади, в самой роще, поднимая всякий древесный мусор. По правде говоря, Ганс-Ульрих не ожидал, что дивизия так плотно будет его поддерживать. Видно, действительно дела плохи, если такое внимание оказывается запросам командира фронтовой части, и всего лишь штурмбаннфюрера. Будь так всегда…
Напряженность исчезла. В роще никого не было, там горел мокрый дерн – дымно, с треском. Вороны в полном ужасе пронеслись почти у него над головой, хлопая крыльями. Он проводил их взглядом, а когда повернулся назад, из земли, из-под деревьев уже замелькали вспышки выстрелов русских пушек, по ушам ударило визгом и свистом.
Идущий справа танк вздрогнул, блеснув из щелей ярким белым пламенем, тут же сменившимся густым масляным дымом.
– Огонь! – в ужасе завопил Ганс-Ульрих, захлопывая одновременно люк. – Вперед всем, огонь с ходу! «Росомаха-четыре», принять вправо, обойти рощу! «Барсук», подавляющий огонь! Вперед!
Снаряд то ли срикошетил от их лобового листа, то ли его просто не пробил, но лампы внутри танка лопнули, засыпав осколками закрывающие их сетки, и наступила темнота, прорезаемая лишь качающимися лучами света из смотровых щелей. Вокруг грохотало и трещало, пулеметы «тигра» мерно и налаженно работали, поливая что-то видимое членам экипажа, и Ганс-Ульрих наконец-то втиснулся под командирскую башенку, пнув по дороге британца.
Деревья, между которыми горело и рвалось, были уже почти перед ними, оттуда стегали в лицо выстрелы. Русские слишком близко их подпустили, с тридцатью танками так не шутят.
Командирский «тигр» ворвался в рощу.
– Пушка справа! – крикнул водитель.
Танк не успевал развернуть башню и ударил всем корпусом, подмяв орудие под себя. Они стреляли и давили, танк швыряло влево и вправо, раскачивая, как лодку в море. От подбоя брони отлетали крошки окалины, а через смотровые щели, бьющие его по лицу, Ганс-Ульрих видел, как вокруг метались фигуры и как пламя столбами поднималось со всех сторон.
– Влево! Башню стволом назад! Гони!
Они вырвались из рощицы с противоположной стороны, оставив позади разрушение и огонь, и он тут
