Ага, старик что-то задумал. Я заинтересовался, вскочил с постели, скинул куртку, брюки, рубашку, бросил их друг за дружкой старой Анне и наконец предстал перед ной голышом. Пусть посмотрит старушка, не так уж дурно я сложен. А теперь давай-ка тот выходной костюм, пожалуйста, поживее: накрахмаленную рубашку, ой какая белоснежная и прохладная, шелковый галстук, брюки — надо же, почти как раз! Густав, будь добр, помоги натянуть пиджак — он слегка жмет в груди, зато хорошо подчеркивает фигуру. Так, теперь пятерней пройтись разок по прическе, взгляд в зеркало: лицо, профиль. Ну как, Анна? С головы до ног прилично одетый человек.

«Стоп! — Гомолла прикрепил мне на лацкан пиджака партийный значок. — Вот теперь, — сказал он, — все в полном ажуре».

Он взял меня под руку — ну прямо заправский кавалер — и, отвесив Анне поклон, широким жестом показал на лестницу: дамам, мол, место впереди.

«Не говоря уж о том, — возразила Анна, удивленно подняв брови, — что вниз по лестнице и в зале впереди следует идти мужчине, должна предупредить вас вот о чем: гулянье устраивает Крюгер, отец невесты. Он не забыл, кто его месяцами заставлял мести деревенские улицы, выставляя на посмешище!»

«Не бойся. — Гомолла ласково потрепал ее по щеке, — Если Крюгер вздумает хамить, я на глазах у всех гостей натяну на него галифе штурмовика».

«Странный юмор, — недовольно заметила Анна, — видит бог, меня он не рассмешил».

В зале царило оживление, слышался шум, смех, гремела музыка. Пахло самогонкой и мужским потом, дымом и одеколоном, которого женщины, по всей вероятности, вылили на свои носовые платки не меньше как по целому пузырьку. Жених с невестой сидели во главе стола в сизых облаках табачного дыма: Макс Штефан с сияющим лицом победителя, невеста — вся в белых кружевах, привезенных, как поговаривали, из Западного Берлина. Красотка Хильда тоже держалась так, словно ей крупно повезло в лотерею, с нее лил пот, она смеялась и неистово обмахивала лицо кружевным платочком. А Ирена, моя малышка, в простеньком платьице и в передничке — как сейчас ее вижу — все же была самая красивая в зале. Она с улыбкой откидывала назад свои черные локоны и проворно лавировала с подносом в толпе танцующих. Мне ни разу не доводилось видеть ее более веселой.

Как только мы с Гомоллой вошли в зал, Виденбек взгромоздился на стул и взмахнул пивной кружкой:

«Заткните глотки! Сам партийный шеф Верана изволил пожаловать!»

Наступила гробовая тишина. Макс Штефан медленно встал, уперся лапищами о край праздничного стола, будто хотел вот-вот швырнуть его в нас, словно мы были осквернителями храма.

На нас это не произвело особого впечатления, мы прошествовали через весь зал к столу, и Гомолла, подняв над головой сплетенные ладони, потряс ими в знак приветствия, как боксер на ринге.

«Продолжайте, продолжайте, — любезно разрешил он. (Какое уж там продолжение!) — Случайно нашлись в деревне дела... (Что за дела ночью?) — Ну и, само собой разумеется, хотелось... — он схватил молодоженов за руки, — ...поздравить вас».

Жиденькие аплодисменты.

Макс небрежно кивнул головой, Хильда залилась краской.

Теперь была моя очередь поздравлять, и я по-мужски пожал руку невесты.

«Я так рада, что ты пришел», — сказала она.

«А как же иначе, Хильдхен, в такой большой для тебя день». Неужели она думала, что я все еще любил ее? Разве не знала, что я давно уже сплю с другой? Как бы то ни было, в ее жалобном тоне прозвучало легкое разочарование, когда она сказала:

«А я уж подумала, что ты на меня обижаешься».

Приложив руку к сердцу, я с улыбкой поклялся:

«Ну что ты! Ни на кого я не обижался, даже на Макса. Поздравляю!»

Я хлопнул его по плечу, он ответил тем же.

«Мы с тобой поделили все, парень, не могли поделить только девушку».

Ну и шутник же мой друг, а какой нахальный и глупый у него смех.

«Теперь надо и выпить».

Он махнул рукой, ого, видно, он уже давно взял на себя бразды правления. Шампанского сюда, пусть выстрелят пробки. Пена с шипением полилась через край бокала, наверное, сейчас он крикнет: выпьем!

«Стой, — сказал я, — минуточку».

Я отыскал глазами Ирену, вытащил ее к столу и вдруг, черт знает откуда мне пришла эта мысль, развязал тесемки ее передника и накинул его, словно свадебную фату, ей на волосы. Я нежно поцеловал ее, она улыбнулась. Теперь каждый в зале видел, что она не золушка, а настоящая маленькая принцесса. Она была очень красива, она была моя невеста. Анна подняла бокал:

«Давайте выпьем за счастье!»

«Ну что ж, — заметил Макс и тыльной стороной руки вытер рот, — тогда, значит, все в порядке».

Он явно собирался крикнуть: переходим к крупной попойке! Ему нравились такие выражения, но он не успел, потому что Гомолла спросил:

«Кто-нибудь уже поздравлял молодых?»

«Господин священник в церкви», — ответил Виденбек.

«О, — воскликнул Гомолла, — тогда самое время сказать пару слов по такому случаю. — Он сложил на животе руки и с учтивым поклоном обратился к Хильде и Максу: — Дорогие молодожены, дорогие глубокоуважаемые гости, — кивок в сторону гостей, — сегодня совершенно особый день. Молодые люди вступают сегодня в новую, совместную жизнь. — Во время этой речи он шагал вдоль стола, останавливаясь то в одном, то в другом месте. — Посмотрите, что это значит. Два мира, не правда ли? Наш мир здесь, он не так уж плох, — Гомолла показал на разноцветные бумажные гирлянды, — а там, дальше на запад, другой мир. Там, за этой границей, тоже живут люди. Они такие же милые, такие же талантливые, такие же трудолюбивые и такие же деловые, как... как наш жених».

Макс сделал вид, что похвала Гомоллы смущает его, он опять прикинулся невинной овечкой.

«Но, — продолжал Гомолла, он поднял кверху указательный палец, и голос его тоже возвысился. — Но! — крикнул он, — им нелегко, тем, кто живет там, стать хорошими людьми. Почему?»

Гомолла оглядел присутствующих, словно отыскивая того, кто мог бы ответить на этот трудный вопрос. Он видел перед собой смущенные лица, сжатые губы. Он и не предполагал, что среди гостей Крюгера в зале сидело с десяток тетушек из Западной Германии. Гомолле пришлось самому отвечать на свой вопрос, в то время это был его любимый риторический прием.