На Пречистенском бульваре Эйхенвальд предложил посидеть и отдохнуть. Мимо скамейки степенно шли няньки с колясками, в которых лежали толстые младенцы. Девочки в шелковых капорах гоняли по бульвару большие цветные обручи.

— Интересно, Саша, куда ты меня ведешь? Как Сусанин...

— Не бойся! Не по Владимирке тебя поведу, а по местам, где ты дрался, целовался, воровал цветы в палисадниках... Помнишь, как ты одной девочке поднес цветы, которые ты у нее же в палисаднике и нарвал? А там был какой-то единственный в Москве сорт лилий, девочкин папахен догадался, кто грабит его цветник, и захотел познакомиться с кавалером своей дочери. И ты бежал со свидания быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла...

— Ты ж меня, черт, и подучил тогда...

— Ну да, надо было тебя учить... других прекрасно мог научить... Ну, для таинственности пойдем по Сивцеву. Там не так круто, как на Пречистенке...

Они шли по Сивцеву Вражку, мимо маленьких деревянных особняков с огромными, закрывающими весь фасад колоннами. За окрашенными серой краской заборами были обширные сады, просторные дворы. Редко-редко между столетними дворянскими особнячками вдруг возникал многоэтажный и очень важный дом, облицованный по вспыхнувшей новой моде цветными изразцами. У просторных парадных подъездов с дверьми из толстого зеркального стекла дежурили толстые швейцары в еще новеньких, обшитых галунами ливреях. Новые дома в этих пречистенских и арбатских переулках были построены для богатых, не жалеющих денег, квартирантов.

Эйхенвальд вынул из жилетного кармана часы, посмотрел.

— О! Уже время... Двенадцать пробило, а Германа все нет...

— И как тебя, Саша, такого несолидного, директором избрали в Техническом! Не можешь обойтись без таинственности... Поучился бы у Лазарева спокойствию и деловитости.

— Так Петр Петрович и есть самый загадочный человек, набитый всеми тайнами. Ты сейчас в этом убедишься.

Они дошли до Староконюшенного, пошли налево и вышли в переулок.

— Мертвый переулок!.. Ты меня к миллионеру какому ведешь?

— Мы, Петя, сами не бедные. А Мертвый переулок ничего не стоит превратить в Живой. На то мы физики...

У нового большого дома, того самого, мимо которого они когда-то гуляли с Эйхенвальдом, стояли два респектабельных господина. Один из них пошел навстречу друзьям. Это был Лазарев.

— Добрый день, господа! Прекрасный день, Петр Николаевич! Разрешите вас познакомить с архитектором Георгием Константиновичем Олтаржевским. Вас, Александр Александрович, знакомить не надо... В отличие от других домовладельцев Георгий Константинович не должен был обращаться к другим архитекторам. Этот принадлежащий ему дом он выстроил сам, по своему проекту. Мы теперь можем по достоинству оценить мастерство и практичность Георгия Константиновича...

Лебедев оглянулся. Да, это был дом двадцать — тот, который когда-то ему так не понравился. Похож чем-то на своего строителя и хозяина: суховатый, надменный, стремится выглядеть богаче, чем на самом деле. Правда, место очень милое... Тихий старомосковский переулок, рядом эта уютная церковь Успения-на-Могильцах...

— Сейчас, Петр Николаевич, вы поймете, чем нас, помимо других достоинств, привлек этот дом. Кстати, он еще и не заселен, и Георгий Константинович предоставляет нам полное право выбора всего, что мы захотим. Ну‑с, прошу вас...

Они вошли в подъезд, и Лазарев широким, гостеприимным жестом указал Лебедеву на широкую лестницу, ведущую вниз.

— Да, да, подвал. Просто было бы уже странно, чтобы лаборатория Лебедева была не в подвале! Термин «лебедевский подвал», наверное, войдет в историю физики...

Ох и дипломат этот Лазарев! Дипломат, галантен и действительно человек загадочный... Но подвал, подвал был хорош! Очень хорош!

— Вот видите! Нисколько не хуже университетского. По-моему, даже лучше. Более светлый, совершенно сухой. Если договоримся с Георгием Константиновичем, вернее, если вам понравится, Петр Николаевич, то владелец дома нам облицует некоторые комнаты лаборатории метлахскими плитками, сменит проводку на трехфазную, заводского типа... Вода, канализация здесь имеются... Вот тут можно поставить перегородки, здесь у нас будет гардероб... А для ваших личных занятий, Петр Николаевич, мы оборудуем две комнатки вон в том углу. Там наиболее светло и тихо. А теперь подымемся наверх...

Они поднялись в вестибюль. Да, хорош подвал! И лестница спокойная, нетрудная...

— И лифт уже работает. Хотя нам всего-то нужно на третий этаж. Но при наших годах пусть и на третий нас подымает электричество, тем более что нас, физиков, оно и обязано подымать!.. Хо-хо!..

Квартира была прекрасной. В ней не было мрачности и скуки университетской квартиры. Свежие паркетные полы блестели нетронутым глянцем. В гостиной и кабинете — уютные и глубокие эркеры. Кухня оборудована почти как лаборатория.

— В такой кухне, Петр Николаевич, Валентина Александровна будет командовать с таким же удовольствием, как и вы внизу, в подвале... Впрочем, мы с Александром Александровичем ее привезем и с удовольствием выслушаем все ее замечания. Одно из преимуществ, которое нам Георгий Константинович предоставляет, — возможность сделать и внизу, и здесь так, как нам этого хочется... Ну‑с, так что вы об этом доме думаете, Петр Николаевич!

Мм... Что он думает? О многом, что он не желает высказывать здесь, в присутствии этого хитрого московского дельца.

— Подумаем... Подумаем, господин Олтаржевский. Я, знаете, из купцов, Георгий Константинович. Никогда сразу не решаем. Пораскидаем умишком, повздыхаем, посчитаем, помолимся к вечеру, чтобы с утречка и решить...

И действительно, пока втроем — с Эйхенвальдом и Лазаревым — ехали на новом, наемном таксомоторе домой, молчал и посапывал...

Дома сказал, набычившись:

— Настолько привык жить в казенных квартирах, что даже не представляю себе, сколько же этот господин берет с таких жильцов, как я. Да и жильцы беспокойные: лаборатория, ученые, студенты, физика-мизика, черная магия... «Откеля гроши, хлопцы?» — как это наш старик Максим всегда спрашивает.

Эйхенвальд кивнул Лазареву:

— Докладывайте, Петр Петрович.

— Значит, так, Петр Николаевич. Лаборатория организуется университетом Шанявского. Она будет финансироваться университетом Шанявского и обществом Леденцова. Ее деятельность будет проходить по особому положению, которое мы с вами составим и которое будет утверждено правлением университета. Мы надеемся, что сумеем создать руководителю лаборатории условия, максимально приближенные к тем, какие у него были на казенной службе.

— Условия! Руководителю!!! А вы представляете себе стоимость оборудования? А штаты? Лаборанты, ассистенты, механик... Вот что важнее, чем это «максимально приближенное»...

— Все, все представляем, Петр Николаевич! Видите, член