– Ты врешь.

Ник схватился за чуб, провел ладонью по лицу.

– Слушай, дружище, принеси-ка еще по стаканчику!

Я встал и подошел к барной стойке. Бармен сосредоточенно жонглировал бутылками над стаканами. Я поймал его скользящий над моей головой взгляд, резко обернулся и увидел, как за бамбуковой шторой мелькнула спина Ника.

Я догнал его на набережной. Остановившись, пилот повернулся ко мне и надрывно крикнул:

– Да я тебя жалею! Ты понимаешь? Тебя!

Он отвернулся и зашагал дальше. Я шел рядом с ним, ожидая, когда у Ника лопнет терпение. Не глядя на меня, словно разговаривая сам с собой, пилот сквозь зубы процедил:

– Карабин тут, конечно, не при чем. И сознание она не теряла. Смотрела на меня снизу каким-то страшным взглядом… Я ей кричу: "Дура! Отстегивайся! Прыгай!" А она только головой качает. Ну, я тогда понял, что она задумала, пошел на вираж, чтобы от скал уйти. Девчонку дугой понесло в сторону, на скалы. Она сжалась, голову в плечи втянула, и коленки – к животу. После первого удара сразу расслабилась, залилась кровью, руки и ноги, как плети повисли… Тогда я тебя и вспомнил. Так и подумал: поругались, вот девчонка и решила назло тебе из жизни уйти… Но сделать уже ничего не мог… Когда фал обрезал над морем, подумал, вдруг чудо случится, вдруг выживет!..

Он остановился, взглянул на меня и добавил:

– Но не советую кому-либо рассказывать об этом… Да тебе самому, наверное, это не надо. Так?

– Так, – подтвердил я.

36

Что-то со мной происходило. В душу заползла и внесла дискомфорт какая-то смутная тревога или далекий отголосок совести. Неопределенное ощущение того, что я допустил серьезную ошибку, где-то переиграл, поступил так, как не должен был поступать, не давало мне покоя весь день. Пребывая в легком недоумении, прислушиваясь к себе, я сидел в своей резервации и тихо лакал ледяной «бифитор».

Это от переутомления, говорил разум, привыкший всегда мыслить четко и ясно. Нигде не было допущено ни одной ошибки. Партия сыграна великолепно. Все, кто претендовал на мое золото, наказаны, причем я не завысил свои полномочия, не взял на себя роль ни судьи, ни палача. Судьба сама распорядилась ими.

Зашел проститься Браз. Он уезжал в Ялту на встречу с Черновским расторгать контракт на фильм.

– Он предложил другую девочку, внешне очень похожую на Ингу, которая могла бы сыграть главную героиню, – бормотал Браз. – Но я ухожу. Если он так хочет, то пусть ищет другого режиссера. А я ухожу… Прощайте, Кирилл! Я вам желаю, чтобы вы все-таки сыграли роль Странствующего Рыцаря. Жизнь, по большому счету, куда важнее кино.

Я не помнил, встречал ли когда-нибудь более несчастного человека.

В четвертом часу неожиданно позвонил мой приятель из газеты Игнат Варданян. Мне показалось, что он звонил из другого мира, легкомысленного и суетливого. Он несколько раз скороговоркой спросил меня о чем-то, но я никак не мог понять, что он от меня хочет.

– Ты что, пьян? – заорал Игнат, потеряв терпение. – У меня каждая минута на счету, а ты переспрашиваешь, как глухой немого! Она будет верстку подписывать? Или я запускаю в таком виде, как есть, но потом пусть не обижается!

– Какую верстку? – спросил я тихо. – Я не знаю, о чем ты говоришь.

Возникла пауза. Похоже, что Варданян набирал в грудь воздуха.

– Вер-стку ин-тер-вью! – по слогам сказал Варданян. – Инга дала мне интервью, теперь надо вычитать и подписать верстку! Дошло?

Я вскочил с кресла.

– Что? – не поверил я своим ушам. – Инга дала тебе интервью? Когда?

– Сегодня утром… А чего ты так удивляешься? Мы же договаривались!

– Когда это было? В котором часу?.. Ах, черт! Сиди в редакции, я сейчас приеду!

Сегодня утром, бормотал я. Когда же она успела? Зачем ей это вообще было нужно?

Через пять минут я уже был у Варданяна в редакции. Он сидел спиной ко мне у монитора, но как только я зашел в кабинет, тотчас крутанулся на офисном стульчике и протянул мне тонкую стопку листов с текстом.

– Давай! – махнул он на меня. – Сейчас половина четвертого. Значит, не позже семи чтобы верстка лежала у меня на столе. И предупреди ее, пусть читает внимательно!

Я сел на свободный стул, положил текст перед собой и, поддерживая голову руками, склонился над ним.

– Эй, импресарио актрисы! – удивленно окликнул меня Игнат. – Ты что же, за нее читать будешь?

Я не ответил. Я уже не слышал Варданяна. В сознании всплывало лицо Инги. И мне казалось, что я слышу ее голос.

[курсив]

"И. АРАБОВА: Давайте изменим привычную форму интервью. Я буду говорить то, что мне хочется, а вы потом расставите по тексту вопросы.

И. ВАРДАНЯН: Уже в этом чувствуется ваша неординарность и желание идти не проторенной дорогой, а своим путем. И все же хочется, чтобы вы немного рассказали о себе.

И.А.: Мой папа живет в Коктебеле, а в Судаке есть тетушка. Больше родственников не имею. Всего в жизни добивалась сама. Никто ничем ни разу мне не помог.

И.В.: Это тем более странно слышать, глядя на вашу внешность. В ней столько одухотворенного начала, столько женственности, столько целомудрия…

И.А.: Давайте говорить по существу. Все, что вы хотите сказать о моей внешности, напишете позже. Только заранее прошу не лгать. Целомудрия, о котором вы заикнулись, во мне не было никогда. С шестнадцати лет я занималась проституцией, зарабатывая себе на жизнь и красивую одежду. Я искала клиентов у гостиницы "Ялта", где часто останавливались съемочные группы. Я бредила кино. Я не просто мечтала стать актрисой – я шла к этой цели напролом, как танк.

И.В.: Право, вы настолько откровенны, что я опасаюсь за вашу репутацию…

И.А.: Опасайтесь лучше за свою собственную репутацию. Вряд ли моя репутация пострадает, если я перечислю фамилии известных актеров, с которыми спала. Мне даже это льстит. Женщина создана для обольщения. Ей нет необходимости стыдится того, что у нее