— Ланчетто?

— Я здесь, дорогой брат, — подсказал Ланчетто, поглаживая меня по плечу. — Чем обязан твоему визиту?

Я забилась в его руках еще отчаяннее и замычала, чтобы дать о себе знать Тристану. Но Ланчетто играючи сдавил мое горло, заставляя умолкнуть.

— Что это? — тут же спросил Тристан, поворачиваясь в нашу сторону.

— Женщина, разумеется, — фыркнул Ланчетто. Он улыбался, и, судя по всему, его ужасно забавляло то, что происходит. — Вот, подцепил отличную кобылку, хочу покататься сегодня ночью. Всласть. Только ее взнуздал, и тут ты — очень некстати.

— Прости, не хотел тебе мешать, — Тристан сделал шаг в сторону постели, но слуги тут же перехватили его, запретив идти дальше. — Но мы были с леди Изабеллой на празднике, и вдруг она пропала. Я беспокоюсь, ее нигде нет…

— Король ведь тебе ее подарил, — Ланчетто засмеялся и лизнул меня в щеку, удерживая за шею, так что я не могла даже отвернуться. — Ты и должен был за ней приглядывать.

Меня передернуло от отвращения, и я снова замычала, после чего Ланчетто отправил меня лицом в подушку, едва не задушив. Я засучила ногами, и только тогда он позволил мне приподняться, чтобы я могла вздохнуть.

— У тебя столько слуг, — произнес Тристан тихо и просительно, — может, ты прикажешь им… может кто-нибудь что-то видел…

— Не хотел тебя расстраивать, — сказал Ланчетто с притворным сожалением, — но ее и правда видели.

— Вот как? Где? — оживился Тристан.

— С каким-то парнем из вилланов, — Ланчетто поцокал языком, показывая, как расстроен. — Целовалась с ним прямо на площади. Видно, братец, ты плохо ею занимался, если она надумала от тебя сбежать, — он схватил меня за волосы, заставляя смотреть на Тристана.

Я видела, как на лицо брата герцога набежала тень. Помедлив, он спросил:

— Ты уверен? Ошибки быть не может?

— Ну, если тебе больше нравится — утешай себя тем, что это не она тебя бросила, а ее похитили. Если тебе так будет легче, брат.

Тристан вздрогнул, как от удара, и кивнул:

— Хорошо. Прости, что побеспокоил.

Он повернулся и направился к двери, шаря перед собой рукой.

Я не верила своим глазам. Я ожидала, что вот сейчас он… сейчас он…

Слуга герцога подхватил лорда Тристана под локоть, помогая поскорее выйти, а меня Ланчетто опять чуть придушил, чтобы не могла даже мычать.

Когда Тристан вышел, Ланчетто указал пальцем ему вслед, и слуги мигом выскочили в коридор. Через некоторое время они вернулись и доложили, что брат герцога отправился в свои покои.

— А ведь и правда — слепой! — расхохотался Ланчетто, взъерошив мне волосы. — Или ему просто наплевать на тебя.

Он поднялся и прошел к столу, взяв бокал, а слуга тут же услужливо подлил вина.

— Итак, — Ланчетто сделал знак слугам удалиться, и те торопливо вышли, а мы с герцогом остались одни. — Я освобождаю твой милый ротик, и ты рассказываешь все, что знаешь, — он допил вино, довольно крякнул, и вернулся ко мне.

Когда он избавил меня от кляпа, я дышала, словно рыба, выброшенная из моря на берег.

— Ну же? — Ланчетто наклонился ко мне, блестя глазами. — Ты ведь расскажешь мне обо всех странностях моего братца? Может, что-то тебя удивило? Насторожило?

Он ждал, а я до последней секунды тянула, зная, что то, что я скажу, станет моим приговором. Но если быть честной, то даже расскажи я, что Тристан — дракон в сотом поколении и по ночам совращает девственниц, вряд ли спасло бы меня от Ланчетто.

— Ты язык проглотила?

Я глубоко вздохнула и произнесла:

— Мне нечего вам рассказать. Ваш брат — самый обычный человек, еще и слепой, к тому же.

— Похвальная верность, — протянул герцог. — Что ж, ты сама выбрала. Наверное, мой брат не слишком-то усердно над тобой работал, если тебе не терпится познакомиться с другими мужчинами.

Он нарочито медленно принялся расстегивать ремень, не сводя с меня глаз.

— Я не сдамся, — сказала я, подтягивая колени к груди. — Легко вы меня не получите.

— А легко и не надо, — рассмеялся он. — Сопротивляйся. Люблю, когда женщина повизгивает, умоляет, плачет… Тебе пойдут слезы, так ты станешь еще красивее.

Ланчетто уже сбросил рубашку и приспустил верхние штаны, пытаясь избавиться от сапог. У него были голова, ноги и руки — как у всех людей, но я видела не человека, а животное. Зверя — бесчувственного, бессердечного, живущего только похотью.

— Теперь я понимаю, почему сумасшедшая Бьянка нарисовала тот странный рисунок на стене, — сказала я с ненавистью. — Она изобразила сына под змеиным деревом. Вы все угрожали ему, а он — единственный человек среди вас, змей.

— А Тристанчик такой белый и пушистый! — захохотал Ланчетто. — И поэтому ты поспешила переспать с ним? С калекой!

— Пусть и калека, — ответила я, — он лучше тебя в тысячу раз. И что бы ни случилось, я выбираю его. И скорее разобью себе голову вот об эту стену, чем стану твоей.

— Сначала я тобой попользуюсь, а потом могу сам разбить тебе голову, так будет проще и быстрее.

У меня в груди похолодело, когда я услышала эти жестокие слова, и под ребрами засосало точно так же, как когда король Рихард держал меня над обрывом, грозя сбросить. Племянничек был весь в дядюшку, и даже больше.

— Это ты приказал убить меня там, на террасе, ночью, — сказала я, понимая, что терять уже нечего. — Это из-за картины, Ланчетто?

— Что ты несешь? — он хохотнул. — Далась тебе эта картина! А убить тебя хотел барон де Корн. Твой дорогой папочка или… дядюшка? — он встал коленом на постель, наклоняясь ко мне.

Я не ответила, выдержав его взгляд.

— Это ведь все меняет, правда? — он избавился от штанов, бросив их на пол. — Одно дело, когда ты — старшая дочь верноподданного, а другое — когда ты дочь казненного мятежника. Дядя Рихард — дурак, не разглядел тебя под самым носом. Но я сразу понял, что здесь нечисто. Хотели провести драконов и попались? Какая жалость… — он, паясничая, покачал головой и сдернул рубашку.

— Откуда ты знаешь, что это был барон де Корн? — спросила я, оттягивая момент, когда мне придется побороться за свою честь и погибнуть.

— Это были его люди, — беззаботно ответил Ланчетто. — А сам он прятался в Анжере. Я лишь немного надавил на него, и он во всем признался. Он трус, твой дядюшка. Трус и глупец, как мой брат.

— А ты — смельчак! Совсем не боишься связанных женщин!

— Ты такая