телевизора, видимо, на вращающимся кронштейне. Сам я лежу на кровати, накрытый белоснежным одеялом, кровать оканчивается белым изножьем с овальными отверстиями. Обстановка мне кажется ужасно знакомой, но сознание пока не хочет работать, получается лишь фиксировать факты без осмысления. Справа какая-то голубая то ли занавеска, то ли перегородка, за которой виден неполный прямоугольник двери с пробивающимся сквозь щели по периметру светом.

Довольно скоро, может, минуту или меньше, мышцы глаз начинают подавать признаки усталости, появляется резь в уголках, и я закрываю глаза, продолжая вслушиваться в доносящийся из-за двери гул. Так же постепенно и незаметно, как шум появлялся, он стал пропадать, я отметил это уже вполне осмысленно, и сразу же ощутил как меня завертело, утянув обратно в чёрное небытие.

Внезапное пробуждение сознания, как по щелчку пальцев. Я чувствую своё существование, понимаю, что могу открыть глаза, помню, что уже делал это. Теперь надо делать это осторожно — торопиться некуда. Через приоткрытые щелки вижу ту же картину, теперь уже могу проанализировать и сделать вывод, что это больничная палата. Свет из окна уже совсем тусклый, но на помощь ему пришла подсветка под потолком вдоль стен, подавая в палату мягкий приглушенный непрямой свет. Головой шевелить получается, но очень не хочется, любое движение отдаёт неприятной тяжестью и болью под черепной коробкой. Какое-то время заставляю себя пошевелить руками, но они слушаются с трудом. При первых удачных движениях начинаю их ощущать, боли не чувствую — уже хорошо, руки на месте.

Слева от меня оказывается был постамент с аппаратурой и капельницей — это она так громко в начале щёлкала. Около правой руки глазами нахожу серый пульт с кнопками на проводе, и сразу же понимаю, для чего он нужен. Несколько минут, должно быть, разрабатываю правую руку, которая словно после перекрытия доступа крови, ощущается как безвольно болтающаяся верёвка. В народе это обычно называется «отлежал» или «отсидел». Захватив ослабшей рукой пульт, поднимаю его запястьем на себя, чтобы посмотреть на кнопки и сразу нахожу единственную красную. Раздаётся протяжное, но приятное жужжание. С чувством выполненного долга расслабляю руку и расслабляюсь сам в ожидании медперсонала.

Вошедшая вскоре медсестра в маске очень тактично и спокойно пожелала мне доброго вечера, попросила не вставать и пока не разговаривать, отвечать утвердительно на вопросы опусканием век, и пообещала сейчас же привести лечащего врача. Я моргнул в знак согласия. Она спросила, требуется ли мне что-то срочное. Я смотрел, не моргая, и она отправилась за врачом.

Оставшись один, я попробовал что-то произнести, хотя бы простое «мама», но, как и руки, голосовые связки не слушались, выдавая только мычание и какой-то горловой хрип. Я на время оставил попытки, как и просила сестра.

Минут через пять в палату неспешно вошёл высокий врач в сопровождении медсестры. Оба были в масках, так что из особых примет я смог запомнить только прищур глаз, в уголках которых собрались морщинки, так что казалось, доктор под маской улыбается.

— Доброе утро, Сергей Александрович. Да, понимаю, что уже вечер, но утро ведь, когда проснёшься, верно? — с долей напускного оптимизма произнёс он.

Я медленно моргнул, соблюдая данную мне инструкцию.

— Прекрасно, кажется, сознание к Вам вернулось, Вы слышите, понимаете и даже проявляете дисциплинированность — из-за его глаз было непонятно, говорит он серьёзно или иронизирует.

Я вновь ответил условным сигналом.

— Всё правильно, говорить пока не стоит, это лишние усилия для связок, можно так и голос сорвать, а потом неделю шёпотом разговаривать. Попробуйте просто утробные звуки, вот так «угу».

Я успешно попробовал произнести утробно через нос «угу» и непередаваемый в буквах звук «неа», звучащий ближе всего к «у-у», которым обычно обозначалось отрицание. Коммуникация налаживалась.

— Ну, вот и превосходно, теперь мы можем немного поговорить! — сказал мой врач, обернувшись на медсестру то ли в поисках поддержки, то ли с упрёком.

— Угу

— У Вас что-то болит или прямо сейчас беспокоит?

— Не-а

— Понимаю, что описать Ваше состоянием словом «хорошо» не корректно, но что, если я спрошу, удовлетворительно ли вы себя чувствуете?

— Угу

— Превосходно! Понимаете ли, где находитесь?

— Угу

— Знаете ли, что с вами случилось?

— Угу

— Полюбуйтесь, Алёна Игоревна, Они всё понимают, это же превосходно! — обратился он к сестре.

«Что-то у него всё превосходно… — подумалось мне, — С таким счастьем, и на свободе, как говорил Остап Бендер. Мне-то вот не особо превосходно, я ног не чувствую».

— Постарайтесь, Сергей Александрович, пока что не шевелиться, не напрягаться и, тем более, не волноваться. Состояние у Вас стабильное, как я вижу по данным мониторинга. Так что пока до утра отдохните. Постараемся Вас не беспокоить. Я так понимаю, что с кнопкой вызова медперсонала разобрались?

— Угу

— Пить или есть хочется?

— Не-а

— Ну, это пока на капельнице, потом аппетит постепенно вернётся. Пока возможна ещё заторможенность мышления, внезапные приступы сонливости — не волнуйтесь, это седативные препараты так действуют. Постепенно будем их заменять на витаминки.

— Угу

— Ну, тогда отдыхайте пока, счастливчик Вы наш, и во всём слушайтесь нашу Алёну Игоревну. Она плохого не посоветует. Увидимся с Вами завтра. Уверен, Вы уже сможете что-то мне рассказать, или, в худшем случае, написать.

Поклонившись и поскрипывая подошвами, он скрылся за дверью. Медсестра Алёна проверила капельницу, что-то понажимала, и через несколько секунд по телу пошла разливаться волна не согревающего тепла, я прикрыл глаза.

— Стало приятно? — спросила она.

— Угу

— Не шевелите, пожалуйста, сильно левой рукой, в ней катетер от капельницы, можно случайно выдернуть.

— Угу

— Очень рада, что Вы пришли в сознание. Теперь, как сказал уже Максим Сергеевич, отдыхайте. Если что-то понадобится или что-то заболит — нажимайте кнопку.

— Угу

— Тогда спокойной ночи, увидимся утром!

— Угу

Она дошла до двери и приглушила потолочные светильники. Когда она была уже за дверью мне стало казаться, что я смотрю какой-то мультик. Картинка перед глазами плыла и множилась, в видеопроизводстве такой эффект называется time echo[1]. Как и в прошлый раз, всё завертелось и устремилось куда-то вниз. Последнее что подумалось: «Неплохая у них тут дурь…».

Помню, что в ночи я просыпался в полусознательном состоянии, но в итоге, рано или поздно, снова погружался в сон. К счастью, ничего не снилось. Утро настало внезапно, когда темнота вдруг сменилась на полутьму закрытых век, и сознание включилось. Я открыл глаза, обнаружил себя точно так же лежащим на больничной койке.

Какое-то время разминал руки, шевелил пальцами, водил шеей из стороны в сторону, не рискуя пока приподниматься. Голова по-прежнему, болела от наклонов и движений. На пульте оказались специальные кнопки, меняющие наклон кровати, так