Таким образом, мы рассматриваем ноумен явления как душу явления, то есть скрытая душа явления есть его ноумен. Понятие души явления, или ноумена явления, заключает в себе жизнь и сознание, и их функции в непонятных нам разрезах мира, выражением которых в нашей сфере является феномен.

Идея одушевления вселенной неизбежно приводит к идее «Души мира» — «существа», проявлением которого является видимая вселенная.

Идея «Души мира» особенно образно понималась в древних религиях Индии. Мистическая поэма «Бхагавадгита» даёт замечательный образ Махадевы, то есть великого Девы, жизнью которого является наш мир.

«Так излагал Кришна своё учение ученикам… подготавливая их к восприятию высоких истин, раскрывающихся в минуту просветления перед его умственным взором.

Когда он говорил о Махадеве, его голос становился глубоким и черты освещались внутренним светом.

Однажды Арджуна, в порыве смелости, сказал ему:

— Дай нам узреть Махадеву в его божественной форме. Сможем ли мы лицезреть его?

И тогда Кришна… начал говорить о существе, которое дышит во всякой твари, обладает сто тысячью форм с бесчисленными устами и с глазами, обращёнными во все стороны, и которое в то же время превышает всё сотворённое всем объёмом бесконечности, которое содержит в своём неподвижном теле всю движущуюся вселенную, со всем миром. Если бы в небесах зажглось одновременно сияние тысячи солнц, — сказал Кришна, — оно не сравнялось бы с сиянием единого всемогущего.

Когда он говорил таким образом о Махадеве, луч света такой могучей силы зажёгся в глазах Кришны, что ученики не выдержали блеска этого света и упали к ногам Кришны. Волосы на голове Арджуны поднялись от ужаса, и, склоняясь, он сказал:

— Твои слова ужасают нас, мы не в состоянии смотреть на такое существо, которое ты вызываешь перед нашими глазами. Его вид потрясает нас». (Цитирую по книге «Великие Посвящённые» Шюрэ, перевод Е.П.)

В интересном сборнике лекций проф. В. Джемса «Плюралистическая Вселенная» («A Pluralistic Universe») есть лекция о Фехнере, посвящённая «сознательной вселенной».

Обыкновенный монистический идеализм, — говорит проф. Джемс, — опускает всё промежуточное. Он признаёт только крайности, как будто за первым грубым лицом феноменального мира со всеми его свойствами ничего не может быть найдено, кроме самого высшего во всём его совершенстве. Во-первых, я и вы, такие, какие мы сейчас в этой комнате; и затем сейчас же, как только мы заглядываем под эту поверхность, само невыразимое абсолютное. Разве это не показывает в высшей степени бедного воображения? Разве на самом деле наша Вселенная не создана по более богатому образцу, с местом в ней для длинной иерархии существ? Далее материалистическая наука делает Вселенную богаче по терминологии — со своими молекулами, эфиром, электронами и пр. Но абсолютный идеализм, представляя себе реальность только в интеллектуальных формах, не знает, что ему делать с телами, какого бы рода они ни были, и не может пользоваться никакой психофизической аналогией или соотношением.

Совершенно на другой точке зрения стоял Фехнер, из сочинений которого Джемс приводит большие выдержки. Идеи Фехнера настолько близки к тому, что говорилось в предыдущих главах, что мы должны остановиться на них подробнее.

Беру это со слов проф. Джемса.

Первородный грех нашего, как обычного, так и научного мышления заключается, по мнению Фехнера, во въевшейся в нас привычке рассматривать духовное не как правило, а как исключение в природе. Вместо того, чтобы думать, что наша жизнь питается от груди другой великой жизни, а наша индивидуальность поддерживается другой великой индивидуальностью, которая неизбежно должна быть сознательнее и независимее всего, что она производит, мы обыкновенно рассматриваем всё, лежащее за пределами нашего маленького существования, только как золу и пепел жизни.

Или, если мы верим в Божественный Дух — мы, с одной стороны, его считаем бестелесным, а с другой стороны, считаем бездушной природу.

«Какой душевный мир или утешение может получиться от такой доктрины? — спрашивает Фехнер. — Цветы вянут от её дыхания, звёзды превращаются в камни; наше собственное тело становится недостойным нашего духа и падает до вместилища одних только плотских чувств. Книга природы превращается в сочинение по механике, в котором жизнь рассматривается как вид аномалии. Огромная пропасть разверзается между нами и тем, что выше нас, и Бог становится тонким сплетением абстракций».

Орудие Фехнера, которым он пользуется для оживления вселенной, есть аналогия…

Бэн определяет гениальность, как способность видеть аналогии.

Количество аналогий, которые мог находить Фехнер, было удивительно. Но он в то же время настаивал на необходимости уметь, делая аналогии, видеть различия. «Пренебрежение различиями, — говорил он, — это обычное заблуждение в рассуждениях по аналогии».

Так, он признал, что раз каждое живое тело обладает сознанием, то каждое сознание должно обладать телом. Но из этого совсем не следует, чтобы все тела были похожи друг на друга, и чтобы тела существ высшего порядка были похожи на наши. Наше тело приспособлено к условиям нашей жизни. Другие условия жизни должны создавать другие тела.

Умы высшего порядка требуют тел высшего порядка. Вся земля на которой мы живём, должна, согласно Фехнеру, иметь своё коллективное сознание. Такое же сознание должны иметь каждое Солнце, Луна, планеты; и вся солнечная система должна иметь своё более широкое сознание, в котором сознание нашей Земли составляет только часть. И вся звёздная система должна иметь своё сознание; и если эта звёздная система не есть сумма всего, что есть, то её сознание есть тоже только часть сознания всего, а материально она вместе со всем остальным, что ещё существует, представляет собою тело того общего сознания вселенной, которое люди называют Богом. Таким образом, хотя Фехнер является монистом в своей теологии, в его вселенной есть место для всех степеней духовных существ, от человека до всё включающего в себя Бога.

В душу Земли он страстно верит. И он смотрит на Землю как на специального ангела-хранителя людей. Мы можем молиться Земле, — думает он.

Его самое главное заключение сводится к тому, что устройство мира тождественно повсюду. В нас самих зрительное сознание соединено с глазами, осязательное с кожей. Но ни кожа, ни глаза не знают ощущений друг друга. Они сходятся вместе и приобретают какое-то отношение друг к другу только в более широком сознании, включающем их в себя, в том сознании, которое мы называем личностью. «Совершенно подобно этому, — говорит Фехнер, — мы должны предположить, что моё и ваше самосознание, совершенно отдельные и не знающие друг