Дэниелс вздохнула.

– Похоже, вы меня не услышали. Мы имеем дело с налоговыми инспекторами и айтишниками, которые добровольно напяливают на себя колючую шерстяную форму и подбитые гвоздями сапоги и совершают многокилометровые марш-броски в тридцатиградусную жару. Такие у них представления о досуге. Неустойчивая психика – это еще мягко сказано. Они на всю голову больные. Но оружие у всех не боевое. Мне плевать, если кто-то из них считает себя призраком Ли Харви Освальда[53], но ты никого не сможешь убить, стреляя холостыми.

– Не хотите ли вы сказать… – начал Дин и осекся, запутавшись.

– Я хочу сказать, что, если исключить существование дыры во времени, где копии вдруг были заменены настоящим боевым оружием, тем, что было вчера у Дэйва Уолвертона, совершить что-либо подобное невозможно.

Она выдвинула ящик, достала папку и небрежно бросила на стол. Из папки выпало несколько фотографий с места преступления. Сэм потянулся к снимкам, на которых увидел труп солдата в форме юниониста.

Он передал Дину фотографию: большую часть головы чуть выше шеи просто снесло, осталось лишь кровавое месиво. В цвете все это выглядело так, будто на траву опрокинули какое-то неряшливое итальянское блюдо.

На следующей фотографии был крупным планом запечатлен другой реконструктор с выколотым глазом. Запекшаяся кровь придавала его лицу сходство с театральной маской.

– Уолвертон ударил его штыком. – Дэниелс кивнула на тумбочку слева от стола. – Таким же.

Дин взял штык с тумбочки, повертел в руках, проверил, насколько он острый.

– Таким и хлеба не нарежешь.

– Да неужели? – Глаза Дэниелс, ярко-зеленые и цепкие, заметались между ними. Шериф полезла в стол, достала жевательную резинку и, развернув, сунула в рот, а обертку скомкала и бросила в пепельницу.

– Послушайте, – сказала она, – я знаю, что вы не местные. И вот что я вам предлагаю. Зайдите в Историческое общество, посмотрите старые фотографии, побывайте на поле сражения, поговорите с реконструкторами…

– Уже сделали, – перебил ее Дин.

– Тем лучше. – Она вытащила изо рта жвачку, посмотрела на нее, как на личного врага, и скатала в шарик, который тут же полетел в пепельницу. – Значит, мы все выяснили. Так что займитесь своими делами, а мне позвольте вернуться к моей работе. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы по делу, обращайтесь. Идет?

С этими словами она вернулась к бумагам, разложенным на столе, ясно давая понять, что разговор окончен.

– Как хорошо вы сказали, – подал голос Дин. – Вопросы по делу…

Сэм оживился.

– У меня как раз есть один.

Шериф подняла голову и устремила на него взгляд из бездонных глубин равнодушия.

– Слушаю?

– Уолвертон нанес себе смертельный удар своим же штыком, верно?

– Да.

– Тогда что это за следы у него на шее? – спросил он.

– Где?

– Вот здесь. – Сэм постучал пальцем по фотографии, указывая на горло Уолвертона, где краснела пара похожих на ожоги отметин. – Похоже на синяки, видите?

– Спросите у коронера.

– А вы сами ничего странного не заметили?

– Странного? – Шериф выгнула бровь. – Вы что, шутите? – Но от Дина не ускользнуло, что на вопрос она не ответила.

– Возможно, нам действительно стоит поговорить с коронером, – сказал он.

– Удачи. Его офис в двух кварталах отсюда. – Она взглянула на часы. – Уже довольно поздно, но я позвоню ему и предупрежу о том, что вы придете.

– Синяки. – Дин все еще смотрел на фотографию. – Как будто его душили или что-то в этом роде. Верно, Сэм?

Не получив ответа, он повернулся к брату, ожидая услышать подтверждение его догадки или хотя бы увидеть, что он кивает.

– Сэм?

Но его брата как будто подменили.

Сэм Винчестер молчал, будто воды в рот набрал.