Шрифт:
Закладка:
– Ткнешь его вилкой?
– А это идея.
В голове Фрэнки что-то загорелось – не прежний гнев, а мысль, от которой она раскрыла глаза так широко, что практически ощутила, как натянулась кожа лица. Она положила ладони на стол.
– У меня есть идея получше.
– Да? И какая же?
– Мы уберемся отсюда.
* * *
Остаток лета и уже часть осени Фрэнки каждое утро вставала, надевала красивое платье и туфли, шляпку и перчатки, брала сумочку, выходила за дверь и шла к трамвайной остановке, что делала с тех пор как переехала к отцу с Адой. Только она шла не в «Берман», а в кафе. В дамской комнате она меняла красивое платье на розовую униформу с фартуком и весь день суетилась за чаевые. По выходным говорила, что идет в церковь или навестить Лоретту, но вместо этого работала в обеденную или вечернюю смену, когда давали самые хорошие чаевые. Ей приходилось вручать отцу ту же сумму, что обычно, но теперь у нее оставались деньги, и она откладывала каждый цент. Это были деньги на побег, ей и Тони.
Поначалу она все время так боялась, что едва дышала, все думала, что кто-нибудь ее обнаружит, кузина Коры и Бернис зайдет к мистеру Гилхули поболтать, и он скажет, что у Фрэнки возникло так много женских проблем, что ей пришлось уволиться. Но спустя месяц, когда отец, как всегда, отсчитал доллары и отдал Аде, а Кора с Бернис посмеялись над платьями Фрэнки и сказали, что ей в самом деле следует уйти в монастырь, раз она столько времени проводит в церкви, Фрэнки успокоилась.
– Еще кофе, сэр? – подняла она кофейник.
– Очень любезно с вашей стороны, – ответил сидящий за стойкой худощавый молодой человек.
Он произнес «любезно» как южанин, но по его выговору Фрэнки не сомневалась, что он родился и вырос в Чикаго. Она долила его чашку и наполнила молочный кувшинчик.
– Хотите еще что-нибудь? – спросила она.
– Было бы неплохо супа из собаки.
Глаза у него были зеленые и сверкающие.
Она налила ему стакан воды и поставила рядом с кофе.
– От всего сердца спасибо, – сказал он, подняв стакан, прежде чем отпить.
Он был всего на пару лет старше самой Фрэнки. Ей стало интересно, не служил ли он, не знал ли Сэма. Это было глупо: солдат по всему миру миллионы. И все равно ей хотелось его спросить. Хотелось рассказать о мечте, в которой Сэм играл на трубе печально-радостную мелодию, а когда она спрашивала название песни, он отвечал: «Она называется “Прощальная песня”. Прощай, Фрэнки. Ребята зовут, мне пора идти».
Но ничего этого она не сказала, а только произнесла:
– Я вас раньше здесь не видела.
– Нет, конечно, нет. – Он протянул руку. – Меня зовут Рэй. Как луч солнца[28].
Фрэнки рассмеялась.
– Ну здравствуйте, Луч Солнца.
– Если хочешь, можешь называть меня просто Солнце. Я жду, когда ты пожмешь мне руку.
– Долго придется ждать.
Она подхватила кофейник и пошла проверить, у всех ли посетителей полные чашки. Фрэнки нравилась эта работа. Она разбиралась в еде, знала, что такое голод, и никогда не волновалась о том, что сказать этому или тому человеку. Все, что ей приходилось говорить, – «Что будете заказывать?», а все, что делать, – держать кофейник.
Когда она вернулась за стойку, Луч Солнца достал бумажник, чтобы расплатиться.
– Мисс Фрэнки, – произнес он, прочитав ее имя на униформе, – не нужен ли такой прекрасной юной леди партнер по танцам?
Она могла сказать «да», так как была достаточно взрослой. Но ее отец не согласился бы. И она не могла ставить под удар свои планы. Она схватила тряпку и принялась вытирать солонку и перечницу.
– Я еще слишком юная, чтобы ходить на танцы.
Он сделал шаг назад и схватился за сердце.
– О нет, не надо со мной так. У меня слабое сердце.
– Ну я же не буду вечно слишком юной, – сказала Фрэнки. Очень скоро она станет взрослой женщиной, которая может делать что угодно, работать и жить там, где хочется. – Может быть, скоро начну подыскивать партнера по танцам.
Порывшись в переднем кармане рубашки, он достал раковину и аккуратно положил на стойку рядом со своим четвертаком.
– Что это? – спросила Фрэнки, постучав по раковине.
– Я привез ее с острова под названием Окинава. Единственный предмет, который я храню… из моих путешествий.
– Я не могу это взять.
– Вернешь ее мне, когда пойдем на танцы, – ответил он. – Я буду считать дни.
Она подумала о спрятанных под матрасом деньгах, об объявлении о сдаче комнаты, которое прожигало дыру в ее сумочке.
– Я тоже буду их считать.
Фрэнки пришла домой после обеденной смены. Ноги устали, зато щеки горели. Не успела она открыть дверь в кухню, как Ада рявкнула:
– Я думала, ты придешь домой гораздо раньше. Твоему отцу нужна помощь в магазине.
– А Дьюи помочь не может?
Глаза Ады вспыхнули.
– Я попросила об этом тебя.
В магазине отец, стоя на коленях, надевал туфлю на ногу красивой женщине с красной помадой на губах и черными кругами под глазами. Ничего не сказав Фрэнки, он только легким кивком головы указал на метлу в углу и опять повернулся к клиентке.
– Ну как? – поинтересовался он.
Женщина встала и прошлась по магазину в глянцевых черных туфлях из кожи.
– Да. Эти как раз впору.
Она села, отец Фрэнки снял новые туфли, а она надела коричневые, подходящие под ее костюм, и направилась к прилавку, чтобы расплатиться. Фрэнки подметала за прилавком, когда женщина подписывала чек. Фрэнки обратила внимание на легкие пурпурные синяки вокруг изящного запястья. Я же обратила внимание на ее имя.
«Миссис Чарльз Кент».
* * *
Кенты жили в обширном особняке на самом севере города, в нескольких милях от дома, где я впервые увидела Чарльза. В огромной прихожей миссис Чарльз Кент отдала покупки и шляпку горничной и попросила подать чай в приемной. Горничная сказала, что мистер Кент наверху, но ожидает ужин ровно в шесть вечера. Миссис Кент кивнула и не стала напоминать горничной, что мистер Кент всегда ожидает ужин ровно в шесть, как не стала говорить об иных вещах, которых ожидает мистер Кент. Возможно, горничная, как и все мы, уже была осведомлена о его ожиданиях.
Миссис
