«Пойдем? Куда?» – подумала Фрэнки. Она не видела тетю Марион с того дня в приюте. И с кем встретиться? Что знать? Непонятно почему на нее нахлынул страх, заставив стиснуть зубы и сделав шаги медленными и тяжелыми. Всю неделю девушки в офисе болтали об окончании войны, о женихах и мужьях, которые вернутся домой, о вкусе сахара, стейка и настоящего сливочного масла, а Фрэнки с трудом заставляла себя отвечать. Нэнси подавала ей тосты, и она ела, не чувствуя вкуса, во рту так пересыхало, что она не могла отличить хлеб от собственного языка.

Наступила суббота, и пришла тетя Марион, как всегда, крепкая, со своей огромной сумкой. Тетя Марион сказала Аде, что заберет племянниц на ланч.

– Как… мило, – выдавила Ада. Ее губы сжались, что могло бы напоминать улыбку, если бы ее рот и мышцы помнили, как улыбаться, если бы Ада была достаточно рада, или достаточно довольна, или хотя бы достаточно вежлива. – Уверена, что они этого заслуживают.

На ланч они не пошли. Вместо этого тетя Марион села вместе с Фрэнки и Тони в трамвай. Они около получаса молча ехали на запад по районам, которые Фрэнки раньше никогда не видела. Добравшись до Наррангасетта и Монтроза, они пошли пешком. И только когда они приблизились к огромному комплексу зданий, которые показались Фрэнки какими-то средневековыми: из Англии или еще откуда-то, с придворными, рыцарями и запертыми в башнях королевами, – только тогда тетя Марион сказала:

– Крепитесь, девочки. Обе.

– Крепиться? А что это за место? – нетерпеливо спросила Тони.

– Это больница, – ответила тетя Марион.

Тони тряхнула головой, перья на ее шляпке качнулись.

– А кто болен?

«Все, – прошептала я. Мой “нерот” пересох, а “негорло” сжалось. – Здесь все больны».

Даже мертвые. Особенно мертвые. Они здесь так и кишели, неугомонные и жуткие. Вот зашатался и упал солдат Гражданской войны со шпагой в животе. Жертвы Великого чикагского пожара ползали на обгоревших руках и обугленных коленях. Мужчина душил женщину, а за нею девять других ждали своей очереди. Еще один мужчина отреза`л себе левую руку и провозглашал всем и никому: «Она отрастет снова». И поскольку он был призраком, она действительно отрастала.

Хотя Фрэнки не могла видеть призраков, какой-то самой глубокой и бессловесной частью души она ощущала их бестелесную боль и тревожное возбуждение. Она остановилась перед входом и схватила тетю Марион под локоть. Огромная сумка на запястье тети раскачивалась, как маятник.

– Я не войду, пока вы не скажете нам, что происходит, – заявила Фрэнки.

– Как я и сказала, это больница. Государственная больница.

– И что?

– Люди называют ее по-другому, Фрэнки. Даннинг.

Тони поморщилась в замешательстве.

– Лечебница для душевнобольных? Но…

– Зачем мы сюда приехали? – Голос Фрэнки от тревоги стал высоким и звонким.

Тетя Марион крепко прижала локтем руку Фрэнки к своему телу, удерживая сумку от раскачивания.

– Мы пришли к вашей матери.

Вот что Фрэнки знала о своей матери. Ее звали Катерина Коста. Она приплыла на корабле в Америку с Сицилии в 1918 году. Она была красивой, с длинными темными кудрявыми волосами, большими шоколадными глазами и загорелой кожей. Она ни слова не знала по-английски, но встретила сапожника, отца Фрэнки, и вышла за него замуж. Они жили в квартире за обувной лавкой. Она родила троих детей: Витторио, Франческу и Антонину, которые сделали ее такой счастливой. Вот почему все были потрясены, когда она достала пистолет из ящика стола в лавке. Но она только хотела посмотреть, как нажимать на курок, она никого не хотела застрелить, никогда бы не совершила такого греха. Отец Фрэнки выбросил пистолет и отдал детей в приют, чтобы их мама могла отдохнуть. Через некоторое время она оправилась. Все вернулись из приюта. Родители пытались завести еще одного ребенка, но мама Фрэнки умерла, и младенец – тоже.

Мама Фрэнки умерла. Мама Фрэнки была мертва.

Но она не была мертва.

Она не была мертва.

Она…

– …Всегда была в унынии, – говорила тетя Марион. – Ей было тяжело заботиться о вас. Вот почему вас отдали в приют в первый раз. Когда вы вернулись, она потеряла ребенка, и ее уныние усилилось настолько, что она не могла из него выбраться. Она нашла пистолет и пыталась застрелиться. Они боролись из-за пистолета, и она случайно выстрелила в вашего отца. Она не хотела этого. Он не сильно пострадал. Но ее отослали сюда, а вас отправили обратно в приют. Я согласилась не рассказывать вам, потому что вы были слишком малы, но теперь… вы уже сами взрослые. Обе. Вы имеете право знать.

Как это я не знала? Как это я не догадалась порыться в мыслях тети Марион в поисках правды?

Медсестра вела их по женскому крылу. Фрэнки и Тони зажимали носы и рты от вони, но не могли заткнуть уши, чтобы не слышать пыхтения и тяжелого дыхания, разглагольствования и плача. Коридоры и палаты были так забиты людьми, что я с трудом отличала крики мертвых от криков живых.

– Я – второе пришествие Иисуса Христа, – заявила изможденная женщина в разных комнатных тапочках.

– Когда-нибудь придет мой принц, и тогда вы все пожалеете, – сказала голая пациентка, танцующая на кровати.

– Еда отравлена, я не буду ее есть! – вопила другая, швыряя поднос о стену.

– За мной пришли духи, – твердила девушка, сидевшая в коридоре на корточках, – и они сеют гибель, гибель, гибель.

– Простите за шум, – жизнерадостно сказала медсестра. – Обычно они не так взвинчены.

Хуже буйных и беспокойных были молчаливые, накачанные препаратами до забытья, сидящие в креслах-каталках, с открытыми ртами и безвольно поникшими головами. Таких было гораздо больше: пустые глаза, свисающие изо рта нити слюны. Я коснулась своих «негуб» «непальцами» и могла поклясться, что ощутила влагу, призрачную нить, связывающую меня с…

Мама Фрэнки жила в палате на восемь коек, хотя сейчас она находилась там одна, сидела в кресле у маленького зарешеченного окна. Если когда-то она была красивой, если у нее были длинные темные кудрявые волосы и шоколадные глаза, то эти времена прошли. Ее волосы стали тонкими, сальными, серо-коричневыми, выражение лица – безучастным и тупым. Моргая, она смотрела, как тетя Марион подталкивает вперед Фрэнки и Тони.

– Здравствуй, Катерина. Это Франческа и Антонина. Помнишь, я говорила, что приведу их?

– С днем рождения, – проговорила их мама низким и хриплым голосом с сильным акцентом.

– У меня не сегодня день рождения, – возразила Тони.

– Сегодня, – сказала ее мама и достала пачку сигарет. – Бери.

Смутившись, Тони робко протянула руку за сигаретами. Фрэнки ткнула ее локтем.

– Тони, скажи спасибо.

– Спасибо? – произнесла Тони.

– Большая, – сказала