– Н-нет, – встрепенулся Рехи. Само слово показалось ему знакомым, отдаленно напоминало «расспрашивать». Расспрашивал он обычно стариков, даже если не признавался в этом и всячески отрицал глупые россказни. Но «до-прашивать» звучало – особенно из уст Ларта – достаточно зловеще.

– А о пытках имеешь представление? – с ноткой разочарования приподнял белые брови предводитель, отдергивая шкуру.

– Имею, но сам не пробовал, – твердо ответил Рехи. – Я просто охотился для утоления голода.

Он смутно догадывался, что его ждет. Ларт снова играл с ним, ему нравилось испытывать своего эльфа. И Рехи все больше чудилось, что его тянут за руки и за ноги в разные стороны – предводитель полукровок и древний семаргл. Но конечная цель обоих – использовать как орудие в своих планах.

– И что же? Никогда не хотелось подольше помучить жертву? – испытующе узнавал Ларт.

– Как тебе своего отца? – поддел его Рехи, обрывая: – Нет, ни разу.

«После знакомства с тобой, Ларт, я понял, что в моей деревне у меня еще была хорошая жизнь», – отметил про себя Рехи. Чем дальше уходил образ родного поселения, тем более прекрасным он казался. Те простые дни честной – или не совсем – охоты теперь наполнялись для Рехи необъяснимым очарованием. Несмотря на сытую жизнь среди полукровок, он уже долгое время не мог отмыться от просачивающегося под кожу запаха тлена и разложения. Казалось, потихоньку протухал он сам.

– Значит, сейчас попробуешь.

– Может, ты сам? А?

– Ты уже стал моим телохранителем и шпионом. Станешь теперь моим палачом, Рехи. А если откажешься – Ветер всегда голоден. Или же я сам удовлетворю свой голод.

Синие глаза пугающе загорелись, отчетливее обычного выдвинулись четыре клыка. Ларт в очередной раз напомнил, какое на самом деле положение занимает Рехи. В их разрушенном мире существовало множество способов умереть. Но почти по своей воле превратиться в корм ящера, без сомнения, считался одним из самых нелепых.

Ларт завел его в свой обширный шатер, где у одной из толстых опор в самом центре сидел привязанный человек. На совершенно голом теле обнаружились многочисленные синяки и царапины. Похоже, Ларт уже поработал над ним. Лицо человека кто-то как следует «помесил», оставив на память рассеченные брови, расквашенный нос и несколько выбитых зубов.

– Итак, это и есть наш «друг». Слышишь, «друг»? В последний раз по-хорошему спрашиваю: когда выступает твоя армия? – воодушевленно сказал Ларт.

– Пошел ты к ящерам, солнце тебе на голову! – выплюнул вместе с кровью пленник. Рехи невольно вспоминал себя в деревне людоедов, ведь его так же приковали в ожидании съедения.

– Это не ответ. Рехи! Сделай больно этому человеку.

– А как?

Ларт недовольно цокнул языком и отвел Рехи на противоположный край шатра.

– Не смей портить допрос! Ты воин. Ты стольких убил. Придумай! Я верю в твою фантазию.

– Обычно я ел их, – признался растерянный Рехи. Когда ему казалось, что жизнь не принесет новых мерзких сюрпризов, случалось очередное приключение. И в деревне полукровок все больше вот такого паскудного свойства.

– Если мы выбьем из него сведения – съедим свежатину вместе. Как обычно: вся кровь тебе. Я довольствуюсь подсушенным мясом. Ты делай, я буду говорить.

Рехи кивнул, тут же вспоминая, что в случае малейшего неповиновения Ларт поживится сладкой кровью эльфа. Так они вновь вернулись к пленнику.

– Ну, так что? Мы с напарником посовещались: если ты скажешь, когда армия выступает, мы тебя отпустим.

«Но это же ложь!» – подумал Рехи и тут же прикусил язык. Он явно ничего не понимал в допросах. Он мог бесконечно ненавидеть людоедов, но при этом такое наглое вероломство отзывалось тоскливым чувством в сердце.

– Пошли вы оба!

– Рехи, все-таки сделай ему больно!

Рехи лишь размахнулся и наконец-то выплеснул свою злобу на Митрия, вот только его кулак достиг вовсе не того лица. Но раз уж не оставалось выбора, то представился хоть случай выпустить пар. Только и здесь Ларт ограничивал свободу, недовольно скривившись:

– Нет, сделай ему по-настоящему больно!

Он с нажимом говорил «по-настоящему», и Рехи услышал в этом другое значение: «изощренно больно». Тогда в нем вдруг пробудилось нечто крайне темное, невероятно гадкое. Он вспоминал рассказы Ларта о том, как тот съедал заживо собственного отца. Это будило отвращение, смешанное, как ни страшно признать, с восхищением.

Рехи набрал побольше воздуха в легкие, включая свою фантазию, ту часть, в которой он никогда не признался бы себе. Он не привык слишком долго играть с добычей, никогда не получал наслаждение от загнанных в ловушку жертв, не заставлял умолять о пощаде. Он просто ел, просто охотился, все было просто… до этого допроса.

Теперь же Рехи наклонился над пленником и прокусил ему руку, слегка глотнув крови, но тут же отстранился. Ларт с интересом наблюдал за всеми действиями. Рехи же убрал зубы и подключил пальцы, засовывая их в крошечные дырочки и разрывая края раны. Потом удалось ногтем подцепить кожу и потянуть ее, срывая тонкой полосой.

– Нет! Нет! – истошно завыл лазутчик. – Не надо! Прошу! На надо! А-а-а!

Рехи только сосредоточенно сопел, отчужденно рассматривая, как его собственная рука сдирает заживо кожу с человека. Сочувствия или ужаса от происходящего не оставалось. Лишь какой-то новый уровень отвращения к самому себе. Рехи перешел еще одну черту, и теперь казалось, что он способен абсолютно на любое деяние. И, кажется, Ларту это нравилось, он кратко приказал:

– Рехи, достаточно. Ну, так что, «друг» наш, когда выступает ваша армия?

– П-пошел ты! – все еще неуклонно отзывался человек, отчего Ларт разочарованно вздохнул:

– Рехи! Давай еще! Мне нравится, как ты это делаешь. Другие бы не додумались.

И Рехи повиновался, прокусывая вторую руку человека и снова запуская пальцы под проколы, сначала теребя края раны, ввинчиваясь в плоть, отчего по телу пленника шли мучительные судороги. А когда Рехи потянул за кожу на обеих руках, то лазутчик закричал так, что заложило уши:

– Пожалуйста, нет! Нет!

– Когда выступает армия? – твердил свое Ларт.

– Пошел ты! – захлебываясь криком, не сдавался пленник.

– Рехи, спустись ниже. Руки ему, кажется, не особо нужны. Посмотрим, как заговорит сейчас.

И Рехи без лишних слов понял намек. Кусать пленника за живот показалось противным, поэтому невольный палач попросил у Ларта небольшой ножик, и вновь безмолвно провел под пупком обнаженного пленника. А потом уже почти привычным жестом подтянул край к себе, медленно потянув вниз в сторону разведенных ног пленника. От этого лазутчик лишь истошнее заорал на все лады, сотрясая шатер:

– Не надо! Хватит! Хва-а-а-а-тит! Я все скажу! Все! Только не надо!

Похоже, теперь он испытал настоящий страх, а