От этого по телу сначала прошла судорога, но потом Рехи буквально разорвало от ярости. Нет! Такого он с собой сотворить не позволит! Это даже хуже, чем быть привязанным к вонючему столбу в деревне людоедов. Тело само резко напружинилось и кинулось вперед. Кулак рассек зависшие в пустоте песчинки. Благостное лицо Митрия уже давно просило крепкого кулака, вот только в воинской выучке семаргл преуспел. Сначала он уклонился, а когда Рехи замахнулся еще раз, поймал кулак в ладонь и сжал его с такой силой, что пальцы нападавшего заскрипели.

– Мы всегда оставляем выбор, – спокойно отозвался Митрий. Скорбно блеснули его прозрачные карие глаза. Рехи на какое-то время застыл на месте, встряхивая вывернутой кистью и негромко шипя. Но стоило противнику повернуться спиной, как он повиновался врожденному инстинкту зверя и кинулся вперед.

– Что, эльф, изменяет ловкость? Спотыкаешься на ровном месте? – хохотнул кто-то из проходящих стражников, довольно кряхтя и салютуя копьем. Щербатое лицо не запомнилось, Рехи только фыркнул, отплевывая пыль, но вся его ненависть устремилась к загадочно исчезнувшему Проводнику. Движение вернулось в деревню, полукровки продолжали заниматься своими делами, ни о чем не догадываясь.

«Ах, выбор! Сейчас будет тебе выбор!» – подумал Рехи, поднимаясь на ноги. Он побродил по деревне, не пытаясь узнать, нужна ли где-то его помощь. Стражники больше не встречались, вернее, он старательно избегал их. Зато застал недалеко от пещеры с водой Теллу за прежним занятием: она, расставив ноги над горсткой глины, лепила посудины с неровными краями. Рехи какое-то время смотрел на нее, пытаясь представить девушку обнаженной, да еще поза вполне позволяла. Воображение помогло, и Рехи подошел к ней с решительным заявлением:

– Телла! Я хочу тебя!

– Но я работаю… – рассеяно отозвалась Телла, перебирая измазанными пальцами.

– Успеешь! – оборвал ее Рехи. – Хочу прямо здесь.

Телла неуверенно поднялась и подошла, рассматривая его с опаской, как ящера. Рехи без лишних раздумий развернул ее к себе спиной, заставив упереться руками в стену шатра и расставить пошире ноги, прогнувшись в пояснице.

«Ну что, Митрий? Я сбился с пути? Да? Вот так сбился? Предался разврату? Вот лучше было стать Стражем в лиловом балахоне с его Миррой? А как он защитил свой мир? Как, я спрашиваю?» – злобно обращался протестующий Страж Мира к своему создателю. Ему нравилось демонстрировать свою «несвободу от всего».

Уже через минуту Рехи брал Теллу, торопливо и, наверное, чересчур жестко. Подспудно он ждал сопротивления, потому что Лойэ за такие игры тут же причиняла ответную боль укусами или царапинами, оставляя порой длинные багряные борозды на спине. Телла же лишь покорно стояла со склоненной набок головой.

Рехи почти не получал удовольствия и не пытался доставить его. Тело распалялось и вздрагивало, а в душе царствовал холод. Он лишь доказывал Митрию, что еще живой и у него есть выбор. Для этого ему хотелось сделаться еще более мерзким и распущенным, чем раньше. Росла уверенность, что семаргл где-то поблизости, наблюдает за рваными движениями дергающихся тел. И от этого в душе поднималось невероятно приятное злорадство. Рехи чувствовал себя частью гниющего, отвратительного мира, но зато вполне живой частью, которая еще способна на плотские наслаждения, которая еще испытывает голод. Но от каждого нового рывка внутри Теллы ему все больше казалось, что он просто имеет медленно остывающий труп. И сам он мертвец, как и все вокруг.

После спонтанной близости с Теллой пришла еще большая опустошенность, тем более безответная девушка лишь безразлично одернула тунику вниз и вернулась к работе. Не хотелось даже сравнивать ее с Лойэ.

А потом Телла вдруг подняла синие глаза, и они блеснули нехорошим огнем. Она процедила едва слышно сквозь зубы:

– Правду говорят! Ты просто зверь с дальних пустошей. Тупой зверь. А Ларт не такой уж умный, раз не видит этого.

И Рехи с опаской осознал, что подсунутая на оргии красотка, похоже, действует заодно с группкой заговорщиков. И не просто так его избили после милой прогулки с ней. Иначе почему она говорила словами стражей? Почему так недобро блестели ее глаза? Ее использовали, как вещь. Да, это были люди, но ведь Ларт поступал с ней не лучше. Не хотела ли она отомстить? Рехи забыл о своей мести Митрию, лихорадочное злорадство сменилось беспокойством.

Как ни странно, единственным, кому можно было доверять, теперь оказывался именно Ларт. Предать самого себя предводитель уж точно не мог. Хотя Рехи не желал вечно околачиваться возле него на правах героя-шута. Он встрепенулся: Митрий ушел, а проблемы с возможным бунтом остались. Он отправился на поиски предводителя и едва не налетел на него совершенно случайно посреди деревни.

– Ой-ой! Что за спешка, эльф? – выставив вперед руки, спросил Ларт с усмешкой. – Ты что-то замышляешь? То-то я тебя нигде не видел с самого утра. Уж думал, не съели ли тебя мои молодцы.

– Не особо смешно, – шикнул Рехи, а потом огляделся по сторонам и шепнул: – Ларт, у тебя под носом зреет заговор.

– Я знаю. У меня тоже хороший слух. Да, разное болтают. Но спасибо, что ты теперь еще и мой шпион, – отозвался Ларт, тоже оглядываясь на всякий случай.

– Я не твой шпион! – воскликнул Рехи. – Но заговор есть… Я не знаю, что они планируют, но в нем участвует Телла! Ты с ней тоже спишь, неужели не видишь?

Показалось, что Ларт смутился. По крайней мере, по лицу его прошла едва уловимая тень неуверенности в собственном превосходстве.

– Телла? Да с чего ты решил? – небрежно бросил он.

– Я…

И тут Рехи осекся, понимая, что у него нет никаких доказательств и уверенно придумать их он не сумеет. Он лишь растерянно облизнул пересохшие от волнения губы. Он ни капли не сомневался в своей правоте, но случайный взгляд Теллы и ее неосторожная фраза не убедили бы предводителя. Рехи стоял напротив него с крайне глупым видом, проклиная свое неумение доказывать что-то иначе как кулаками.

– Что, недостаточно сладка для тебя оказалась? Поэтому ты ее обвиняешь? Так давай подыщем тебе другую, по вкусу, – отозвался Ларт, насмешливо хлопнув его по плечу.

– Ларт, нельзя так играть своими полукровками. Они чувствуют это, – прошипел Рехи, низко опуская голову, и вдруг добавил: – Чувствуют, что ты их всех на самом деле презираешь!

Раз уж его считали шутом, значит, у него было право говорить. И вот он сказал. То, что давно вертелось в голове, но все никак не облекалось в форму разумных слов. А