— Ты не представляешь, сколько у нас в стране работающих мам, которые не готовы сидеть с ребенком до трех лет. Садиков этих развелось — хоть с полугода отдавай. И Марселю там очень нравится. И мне, если честно, тоже. Появилось время на себя, — смущенно добавляет она.

— У тебя кто-то появился? — с подозрением спрашиваю я. Или надеждой.

Почему с надеждой — сама не знаю, я же ни на что не надеюсь. Только немного облегчить совесть.

— У меня появилась я сама, — снова смеется Машка. — Поверь, никакой мужчина не способен так вдохновить, как правильная цель. Мне сейчас очень хорошо.

Любимая работа, ребенок, которого я очень хотела, самодостаточность. Я ни от кого не завишу и надо мной не висят дамокловым мечом неразрешенные проблемы. Как только мы с Мишей развелись стало гораздо легче дышать.

«А ему?» — хочется мне спросить. Ему стало легче?

— Так вы всё? Окончательно?

— Конечно. Я же тебе говорила, помнишь? — она встает из-за стола и принимается убирать.

— Да, помню, просто… — не могу понять, как ты отпустила Мишу? — Но я рада, что ты сейчас такая счастливая. Может и правда, не всем нужны мужчины.

— Мне уж точно нет, — фыркает сестра. — Я не зарекаюсь, — поворачивается ко мне с салфеткой. — Но точно не в ближайшие годы. А как у тебя? Я готова слушать твои красочные рассказы, от которых зависть берет, — заливается смехом.

— Да ничего. После Никоса и мне нужен был перерыв. Вся в работе, вся в работе.

Настолько, что Кенни приказал долго жить.

— Снова сломался?

— Да. Прямо посреди Тихого океана, прикинь? А плыть еще четыре дня оставалось до ближайшей суши.

— Хорошо, что в этот раз это не отразилось на твоих волосах, — Машка обводит пальцем мое лицо и хитро прищуривается. — Блонд нам идет больше.

— Тут не поспоришь, — смотрю на свои натуральные белокурые пряди, разбросанные по плечам. И что на меня тогда нашло?

«Мармеладка» — топит жаром голос в голове.

Я его прогоняю. Достал.

— Подожди, а как ты снимать будешь? — задается вопросом сестра.

— Не волнуйся, я уже нашла аналог. Поеду сейчас в магазин, они есть в наличие с гарантией. Старый можно будет сдать на утилизацию в счет нового.

— Успеешь до двенадцати? — бросает взгляд на часы.

— Должна. Сейчас только переоденусь и поеду, — встаю из-за стола. — Кстати, дресс-код есть?

— Оденься прилично! Это же праздник.

— Окей.

— Кстати, я твои вещи забрала из нашей квартиры. Может там платье какое завалялось, я все перестирала.

— Боже, ты лучшая, — коротко целую сестру и исчезаю в ванной.

Наскоро принимаю душ, голову сушу уже одеваясь. Глаз сразу цепляется за мою любимую юбку. Сто лет ее не надевала. С ней у меня какая-то странная неуловимая ассоциация. Точно хорошая, но хоть убей, не могу сложить в голове почему.

— Кинь адрес сообщением, — кричу сестре, уже захлопывая дверь.

Кенни номер два оказывается даже лучше первого. Прости, дружочек, покойся с миром. Он легче, затвор плавнее, оснащен усиленной защитой от попадания воды и песка — словно создан для моих кривых рук. И все такой-же красивый.

Пока еду до места празднования, копаюсь в настройках и делаю все под себя. В магазине его немного зарядили, так что должно хватить на хорошую часовую фотосессию для Марса.

Машка написывает мне, бесконечно спрашивая, когда я уже приеду. Чтобы не нервировать сестру в такой прекрасный день, буквально взлетаю по эскалатору на третий этаж торгового центра, движимая указательными стрелками. От самого входа кричу, что уже здесь, чтобы все обратили на меня внимание и у Машки не было шанса на меня орнуть.

Хотя она, похоже, и не собирается. Маша лучится счастьем. Встречает нас с Кенни-2 с улыбкой и сразу интересуется, как все прошло. Представляет своим знакомым, которые привели на праздник детей, чтобы Марсу не было скучно, а затем кивает на игровую зону, объясняя, куда мне двигаться. Я перевожу взгляд вправо и сразу же цепляюсь за туманные серые глаза.

Сердце падает в пропасть, а я замираю.

Хотя точно знала, что увижу его здесь.

Отсчитываю пару секунд и, наконец, моргаю. Глупо продолжать стоять изваянием, поэтому я беру себя в руки, которые заметно дрожат, и делаю первый шаг. На лице бесстрастная улыбка, не смотря на перекатывающийся по позвонкам жар. Черт, он совсем не спешит облегчить мне задачу, не делает и попытки двинуться на встречу или, напротив, отвести взгляд.

Хоть что-то, чтобы я понимала, как действовать дальше.

В желудке все переворачивается, когда до Миши остается пара шагов. Я всматриваюсь в знакомое лицо, ищу отличия с тем, каким его запомнила. Но их нет, мой профессиональный мозг запечатлел каждую черточку этого чужого мужчины в моей памяти. Словно в наказание за временное помутнение.

Мой угрюмый лохматый йети.

Не мой.

Я ныряю в его запах — мгновенно и с головой — стоит нам только поравняться.

Хочется остановиться здесь, на расстоянии согнутой руки, протянуть к нему ладонь, коснуться его лица. Вспомнить ощущение его колючей бороды на своей коже. Втянуть носом глубже, чтобы заполнить легкие теплым уютным запахом дерева. Дома.

Он пахнет как дом.

Боги, он пахнет домом.

Я провожу пару секунд в этом открытии, пугаюсь его и делаю то, что должна: шаг влево. Становлюсь сбоку от него, облокачиваюсь на ограждение детской площадки, оставляя между нашими плечами целую пропасть, а не расстояние.

— Привет, — первой прерываю молчание. Не слишком громко, не слишком радостно. Нейтрально, насколько это возможно, когда тебя всю колотит от близости мужчины, что никаким Тихим океаном не удалось выветрить из головы.

Миша молчит. Я поднимаю к лицу фотоаппарат, безошибочно выцепляю на игровой площадке племянника и делаю первый кадр.

— Он так подрос, — зачем-то озвучиваю вслух. Наверное потому, что ненавижу тишину, а Миша по-прежнему продолжает молчать. — И уже бегает! — очередной щелчок затвора.

Выпрямляюсь и делаю несколько снимков сверху-вниз, ловя счастливую улыбку Марса. Тут же проверяю полученные кадры — малец по-прежнему фотогеничен, как бог. Неслышно усмехаюсь, увеличивая один из снимков — на нем племянник хмурит брови совсем, как отец.

Неожиданно вздрагиваю, когда локтя касаются шершавые пальцы, Кенни-2 выпадает из рук и повисает на шее, благодаря ремню. Я прижимаю ладонь к груди, неосознанно желая утихомирить сердце, панически ускорившее пульс. Поворачиваю голову и смотрю на Мишу, наблюдающего, как его собственные пальцы скользят по моей руке вниз, пока не касаются ладони. Кончики пальцев покалывает от его касаний. Ток пробегает по коже до самого плеча и бьет точно в позвонки.