Вхожу в квартиру, прикрываю за собой дверь. Мне на встречу семенит Марс, радостно лепечущий что-то на своем языке. Он не так давно пошел и все еще делает это весьма неуверенно, то и дело, спотыкаясь о собственные ноги, но уже категорически не согласен сидеть и гулять в коляске.

— Привет, дружочек, — беру его на руки и поднимаю высоко над полом, отчего он заливисто хохочет.

— Вот, я собрала сумку. Там рыбное суфле — это на ужин, перед сном дашь ему кефир, — из комнаты появляется Маруся, уже одетая в строгий офисный костюм. — Соску постарайся не давать, мы отучаемся. Раз в час высаживай его на горшок, — привычно инструктирует, вдевая ноги в туфли. — И погуляйте сегодня подольше, погода отличная и так он пораньше заснет.

Она достает из сумочки помаду и подкрашивает губы перед зеркалом. Светлые волосы собраны в высокий тугой хвост. Давно ее такой не видел. Но этот образ кажется на ней лаконичным, и как я раньше не замечал? Куда лаконичнее той яркой юбки-вспышки, что я запомнил и отложил в памяти как тщательно лелеемый образ.

— Хорошо выглядишь, — не удерживаюсь от комплимента.

Она впервые с момента, как я вошел, смотрит прямо на меня.

— Спасибо, — благодарит больше удивленно, чем искренне.

— Как на работе? — пытаюсь поддерживать разговор. Мы же не чужие люди, не обязательно отделываться сухими фразами о ребенке при каждой встрече.

— Нормально. Самый сезон начинается, запара, сам понимаешь.

Опускается на корточки и достает из шкафа ботинки Марселя. Я спускаю сына с рук.

— Возможно, в конце мая придется снова съездить в командировку, — начинает она, обувая сына, и поднимает на меня глаза. — Сможешь несколько дней с ним побыть? С утра отвезти в сад, вечером забрать. Ничего трудозатратного.

— Конечно, — ловлю ком в горле.

Предыдущая ее командировка еще рикошетит последствиями прямо в грудную клетку.

— А Марина? — впервые решаюсь задать вопрос напрямую. Столько раз собирался и не смог.

— Она в Канаде сейчас вроде. Или уже двинулась южнее. Не знаю точно, но на праздник не приедет. У нее большой тур.

Значит не в Греции. Или взяла Грецию с собой? Хотя к чему мне вся эта информация?

— Вот так, — Маруся натягивает на сына куртку и застегивает на пуговицы. — Проследи, чтобы он шапочку не сдирал, в последнее время все время вредничает.

— Угу, — поднимаю с пола сумку и беру Марселя за руку. — Пойдем, приятель.

Прокатимся сегодня в лес.

— Опять повезешь его на участок? — хмурится бывшая жена.

— Ему там нравится, там много песка и игрушки его ждут.

— Там точно безопасно? Все-таки стройка.

— Там пока только фундамент. Территория огорожена забором, рядом будет собака.

— Собаки — это так негигиенично, — снова недовольно отмечает она, вешая на плечо сумку.

Хотя этот разговор уже был. Какао прекрасная ухоженная собака, к тому же отличная нянька для ребенка, пока мы с Андрюхой будем работать, но Маруся не любит животных и не доверяет им.

— Все будет хорошо, — заверяю ее.

— Ладно, — мы выходим, она запирает дверь ключом. — Это твоя ответственность.

Кстати, твоя мама завтра придет?

— Да, заедет поздравить.

— Хорошо. В двенадцать, ты помнишь? — напоминает, пока мы едем в лифте.

— Конечно, — смотрю на ее отражение в зеркале. Как она достает телефон, быстро что-то на нем печатает и возвращает в сумку.

— Надо еще каким-то чудом успеть сегодня забрать торт, — говорит, словно сама себе.

— Попроси его доставить.

— Да, наверное, так и сделаю. А шарики проверял, с цифрой один сделали, как я заказывала? — оборачивается ко мне.

— Да, все хорошо, машинка, цифра один и простые шары.

— Хорошо.

Мы выходим на улицу, Маруся сгибается и целует Марса в щеку, прощаясь. Мне достается сухое «до завтра».

Смотрю в след бывшей жены и ощущаю странное чувство: словно вижу совершенно незнакомую женщину. Фильтр, который делал ее моей Марусей давно спал и разбился вдребезги. Теперь передо мной едва знакомая незнакомка, упакованная в строгий костюм. Цепкая, собранная, целеустремленная, жесткая. И я не могу не задаваться вопросом: она всегда была такой, а я был слеп, или время рядом со мной ее изменило?

Я же помню ее другую.

Но помнит ли она себя другой? И хочет ли быть?

Ответ перед глазами: нет. И это жирная точка, с которой я уже смирился.

— Ну что, Марсель, прокатимся до твоей подружки Какао? — спрашиваю сына, сажая его в автокресло.

Он мгновенно реагирует на любимое имя. Они с золотистым псом лучшие друзья.

Каждые выходные мы катаемся на участок, где полным ходом идет работа над будущим домом. Андрюха был прав — нет смысла откладывать строительство просто потому, что там никогда не будет той семьи, о которой я мечтал. Ее не будет и здесь. А я всегда мечтал жить ближе к природе, пусть и в гордом одиночестве, с редкими набегами сына.

Марсу тоже будет полезно проводить на свежем воздухе больше времени. Как знать, может однажды я пойду по пути своего напарника-холостяка и тоже заведу верного хвостатого друга, чтобы гонял уток на пруду за лесом и составлял мне компанию скучными вечерами. Кто-то же должен.

В памяти всплывает яркая вспышка никак не меркнущих воспоминаний: розовые волосы цвета клубничного мармелада на фоне зимнего леса, заливистый смех и блестящие глаза. Нежные поцелуи.

Как только фантазия заходит дальше, я себя одергиваю. Заниматься душевным мазохизмом мне не нравится. Еще одна иллюзия, созданная моими руками и стечением обстоятельств, никогда не перерастет в реальность. По миллиону причин.

Поэтому я просто сосредотачиваюсь на дороге и еду в свое одинокое будущее.

Как делал это последние три месяца.

* * *

Мы с Марселем опаздываем. Сегодня он проснулся не в духе, отказался от каши и очень категорично выторговал соску криком. Не знает, какой важный это для него день.

Я одеваю его в приготовленный Марусей костюм, что сыну тоже не по душе, и сажаю в машину. По пути мы неожиданно цепляем пару пробок и мой телефон обрывается звонками от нервной матери.

— Мы уже подъезжаем, — в третий раз отвечаю на ее вызов.

— Миша, — разочарованно выдыхает мне в трубку, словно я всегда это делаю — разочаровываю ее. — Все ждут.

— Пять минут.

Останавливаюсь на платной парковке перед торговым центром, в котором будет проходить праздник. Для чего весь этот фарс с аниматором и детской комнатой мне не понять, Марсу все это пока не интересно. Но Маруся так загорелась идеей — не остановить.