Кирилл обхватывает моё лицо за подбородок и сокрушает мокрым поцелуем. Вкус воды и шампуня на фоне его губ кажется бесцветным. И задыхаюсь я совсем не от воды, а от силы поцелуя, который из раза в раз заставляет мои ноги подкашиваться, тело изнывать от желания, а разум медленно тлеть и заново возрождаться.

— Если ты немедленно не прекратишь делать это, то я опоздаю на тренировку, — произносит он урывками, почти через каждое слово кусая мои губы.

— Делать что?

— Быть такой охеренно сексуальной.

Соприкоснувшись кончиками носа, я забрасываю свои руки на его крепкие плечи.

— Я ничего не делаю, — воркую я.

Глаза в глаза. В них бушует страсть, раскрашивая радужку золотистым цветом. С отяжелевших ресниц скатываются капельки, падая на мои губы. Облизываю их.

— Не знал, что ненасытность передаётся воздушно-капельным путём, — говорит он, круговыми движениями массируя мои ягодицы, с каждым разом всё теснее приближая к себе. Головка члена упирается в мой лобок, я нарочно встаю на цыпочки, чтобы соприкоснуться ею с клитором.

— В смысле? — всё ещё делаю вид, что ничего не понимаю.

— Ещё недавно я мог назвать себя самым зависимым человеком от секса, но теперь пальму первенства переняла ты, моя прелесть.

— С кем поведёшься, — шепчу я, подаваясь бёдрами вперед, чтобы скользнуть членом по половым губкам.

Всё стало идеальным. Настолько, что больно думать о том, что когда-нибудь всё это может рухнуть карточным домиком, превратиться в руины.

Никогда я не отличалась оптимизмом. Наверное, поэтому всё происходило именно так, как я себе надумывала. Но сейчас я больше не хочу думать о плохом. Всё плохое осталось далеко позади нас.

Мы вместе. И я счастлива каждому часу, проведённым с ним. Рядом с ним мне не нужен сон. Отпадает всякое желание тратить своё время на приём пищи и походы в магазины. Даже телефонный разговор с мамой длительностью в пару минут становится для меня стрессом, ведь за это время я успеваю дико соскучиться по Кириллу.

Мы не спали этой ночью. Даже глаз ни разу не сомкнули. Мы увязли с головой в любви, друг в друге. Кто-то скажет, неправильно сравнивать эту любовь с засасывающей болотной трясиной или с зыбучими песками, например. Но именно так я могу охарактеризовать то, что со мной происходит. С нами.

Мы медленно погружались в чувства, сопротивлялись, пытались выбраться, спастись, но так или иначе нас затянуло. Скрыло от шумного мира в тишине любви.

— Ладно, иди собирайся, — совладав со всеми своими желаниями, я выталкиваю его из душевой. — Я пока волосы высушу, а потом отвезёшь меня в супермаркет. Надо продуктами нормальными затариться, а то у тебя вечно в холодильнике только два набора: для малоимущих и для заворота кишок.

— Тогда поторапливайся.

Обмотав полотенце вокруг бёдер, Кирилл выходит из ванной комнаты, а я берусь сушить волосы феном.

Дальше иду в комнату, где вчера бросила свои чемоданы. Побоялась, что Кирилл сразу напорется на них в проходе, и тогда не было бы того эффекта "вау", которым я сразила его.

Открываю чемодан, отыскиваю внутри нижнее бельё, скинни и тёплый свитер. Последний оказывается измят так, что даже неприятно такое надевать на себя, хоть и понимаю, что под курткой никто не увидит его. Решаю всё-таки воспользоваться отпаривателем. Для этого направляюсь в гардеробную, точно зная, что как-то однажды видела его там.

Взяв свитер с собой, я подхожу к чуть приоткрытой двери, откуда доносится голос Кирилла.

Не знаю, почему, но что-то меня останавливает. Так и держа ладонь на ручке, я замираю за дверью. Вслушиваюсь в телефонный разговор. Кажется, с Серёжей.

— Если б ты только знал, как меня всё это достало уже. И молчать больше нет сил, — вымученно произносит Кирилл.

Я довольно остро реагирую на данную фразу. Так остро, что иголками вся покрываюсь из-за закрадывающегося плохого предчувствия.

— Да нельзя больше ждать. Сроки подгоняют, дальше уже будет слишком поздно, — с какой-то скрытой ненавистью он проговаривает. — Серый, так и есть! Я очень долго терпел. Думал, одумается, но ты прав. Этот ребёнок нам не нужен. Мне, так вообще, он на хер не упал. Возиться с малышом я не собираюсь. Тем более, сам понимаешь, мне здесь недолго осталось.

В глазах моих мгновенно темнеет. Всё туманом парализующим заволакивает. Я роняю свитер на пол и сама готова скатиться по двери вниз на трясущихся ногах. Коленки подгибаются, но я ухватилась за ручку так крепко, что надави я сильней — и я вырву её с корнями.

Как же так? Получается, всё было ложью?

Не струится больше тепло по венам. Холодный пот бежит по позвоночнику. От холода меня даже передёргивает. Это всё он. Кирилл в момент превратил моё вечное лето в вечную, безжалостную зиму. Его слова покрыли толстой коркой льда все мои мечты. Все надежды.

Вот он мой крах. Не зря я не была наделена оптимизмом. У всего есть конец. Вопрос в том, как скоро он наступит. Наш конец наступил в эту самую минуту.

А дальше... А дальше только руины и ничего больше. Не отстроить заново эти развалины, ведь моя мечта и вера теперь навечно погребены там...

Вырываю разум из навязчивых мыслей, откуда-то беру силы и с резкостью распахиваю дверь. Ничего практически не вижу перед глазами. Только расплывчатые силуэты. Слёзы выжигают глазницу раскалённым паяльником.

— Серый, перед тренировкой договорим. У меня тут, кажется, проблемы, — тревожно проговаривает он, а в следующую секунду я уже ощущаю его ладони на своих щеках.

Сволочь, вытирает слёзы, которые сам же и заставил бежать.

— Что случилось? — говорит он очень тихо, прижать к себе пытается.

С силой одёргиваю его руки и отшатываюсь на шаг от него.

— Всё было ложью... Наглой ложью, чтобы залезть мне не только под кожу, но и в мозги, а потом уговорить избавиться от... — практически кричу я, раздирая горло своим голосом.

И это не вопрос, не предположение никакое. Какие могут быть вопросы, когда и так всё яснее белого дня.

— Во-первых, успокойся! Сейчас же! — надвигается он на меня, но сколько бы он не приближался, я отдаляюсь от него ровно на столько же. — Ян, иди ко мне, — тянет ко мне свои руки.

— Не хочу! Не приближайся ко мне! — рычу я, пятясь назад.

— Ты всё неправильно поняла...

— Я не настолько глупа, чтобы не понять смысла, сказанных тобою слов, — перебиваю, хмыкаю злорадно. — Знаешь, а мне ведь тоже есть, что тебе сказать.

Хоть в моих глазах и стоят застывшие слёзы, я могу различить,