Шрифт:
Закладка:
Отныне и навеки всем надлежит с почтением справлять свой день рождения из матерней утробы, где в плоть образовались от семени отца. И это будет первым празднеством из празднеств!»
И стали непреложным законом слова его»[761].
Подтверждение этому мы находим в «Книге о разнообразии мира» Марко Поло: «Все монголы празднуют день своего рождения… В день рождения Великого хана все монголы на свете, из всех областей и стран, у кого от Великого хана земли и страны (уделы. — А. М.), приносят ему великие дары, всякий что ему следует, по-установленному… В тот день идолопоклонники (буддисты. — А. М.), христиане, сарацины (мусульмане) и все народы служат молебны и молятся, всяк своим идолам и своим богам, чтоб берегли те Великого хана и ниспослали ему долгую жизнь, радость и здоровье»[762].
Многие «похвальные обычаи», узаконенные Чингисханом в «Книге Великой Ясы», были связаны с монгольским шаманизмом. Так, с древними верованиями монголов связана традиция убоя скота без пролития крови. Монголы той эпохи считали, что все имеют свою душу, которая находится в голове, сердце и крови. Если же животному перерезать горло, то прольется кровь и его душа тут же покинет тело. А это — плохая примета: быть беде. Поэтому-то в «Книге Великой Ясы» и появилась следующая норма обычного права:
«Когда хотят есть животное, должно связать ему ноги, распороть брюхо и сжать рукой сердце, пока животное умрет, и тогда можно есть мясо его; но если кто зарежет животное, как режут мусульмане, того зарезать самого»[763].
Кстати, с этим же поверьем связана традиция древних монголов казни высокородных врагов без пролития крови, о чем уже говорилось выше.
А поведанный нам тем же Марко Поло «чудной» обычай монголов совершать бракосочетание умерших детей Р. Н. Безертинов объяснил следующим образом: «…Страна умерших, для основной массы людей по предположению тюрков-тэнгрианцев, (а также древних монголов-тэнгрианцев. — А. М.), находилась не где-то вдалеке в особом месте, а вероятнее всего возле гор или поля или даже близко к аулу, просто ее жители — невидимые. Есть только переселение умершего из солнечного мира в невидимый, где он продолжает жить в другом существовании. Эти люди считали, что в стране умерших обитают духи людей, они имеют жилища, скот, все необходимые вещи (которыми их снабжали при похоронах в видимом мире). В этой земле соединялись разновременно умершие (муж и жена, их дети, сородичи, соседи, знакомые и т. п.).
Дети росли, взрослели. Умершие продолжали заниматься хозяйством… В те древние и средние века образ жизни тюрков (и монголов. — А. М.) и ведение хозяйства было в основном скотоводческим. Соответственно на биомагнитном поле и ауре человека собирается информация его жизни в основном ведения скотоводческого хозяйства. После смерти оно сохраняется в духе умершего. Дух умершего продолжает жить в невидимом мире в этих образах, которые были при жизни»[764].
Появление в «Книге Великой Ясы» запретов в отношении воды и огня связано с анимистическими представлениями древних монголов, которые сохранились у их потомков в эпоху Чингисхана.
В то время монголы по-прежнему считали, что небесный и земной мир (степи, горы, реки и озера) населены гениями-хранителями. И, если относиться к ним без должного уважения, гении-хранители рассердятся, и тогда не миновать беды.
Если черпать из водоема воду руками, мыться в нем или стирать грязную одежду, это приведет к загрязнению воды. И тогда гений-хранитель этого водоема обидится и обрушит на головы местных жителей молнию. Поэтому «в ясе записано… что в весеннее и летнее время никто не может сидеть в воде днем, или мыть руки в ручье, или набирать воду в золотые и серебряные сосуды, или раскладывать на земле выстиранную одежду; поскольку они верят, что такие действия усиливают гром и молнию»[765].
По поводу мотивов этих запретов французский ученый автор книги «История великого Чингисхана» (1710 г.) Пети де ла Круа писал: «В древнем Монголистане… люди так боялись грома, что, только заслышав его раскаты, бросались в отчаянии в реки и озера и многие тонули. Тэмужин, видя, что из-за этого страха гибнут многие из его лучших воинов, в которых он нуждался, строжайше запретил, под страхом наказания, всем входить в воду под каким бы то ни было предлогом и даже стирать одежду в текучей воде во время грозы»[766].
Г. В. Вернадский, уточняя несколько сбивчивое пояснение французского коллеги, писал: «Мотивы, обусловившие издание этих указов, двоякого характера. С одной стороны, здесь сказывается ритуалистический страх перед природой: боязнь осквернения человеком одной из основных стихий, что могло бы оскорбить Верховное Существо (Всевышнего Вечного Тэнгри. — А. М.). С другой стороны, тут действовали весьма практические — можно сказать научные — соображения: желание избежать поражения людей молнией в случае, если они соприкоснутся с водой во время грозы»[767].
Наряду с водой, огонь считался у древних монголов очистительным началом[768]. «В качестве очистителя, — писал Доржи Банзаров в книге «Черная вера» (1891 г.), — огонь считался покровителем каждого дома, а очаг, где его разводят — каким-то святилищем… Огонь, разведенный в доме, очищает его, как бы освящает его…
Почитая огонь источником и символом чистоты, монголы оказывали к нему большое уважение и старались держать его в чистоте…»[769] Этим объясняется включение в «Книгу Великой Ясы» запретов в отношении огня[770]: «Они (монголы) имеют некоторые предания о том, что называют грехами… Одно состоит в том, чтобы вонзать нож в огонь, или также каким бы то ни было образом касаться огня ножом, или извлекать ножом мясо из котла, также рубить топором возле огня, ибо они веруют, что таким образом должна быть отнята голова у огня (духа Огня. — А. М.)»[771].
Интересна версия появления запрета Чингисхана называть предметы нечистыми: «И, во время возвращения Чингисхана из той земли (из похода в Среднюю Азию. — А. М.), у них не хватило съестных припасов, и они ощущали сильнейший голод, но им удалось тогда найти свежие внутренности одного животного; взяв их, они сварили, вынув только кал, и отнесли их к Чингисхану; тот поел их вместе со своими, и поэтому Чингисом было установлено, чтобы не бросать ничего от зверя, ни крови, ни внутренностей, ни чего другого, что можно есть, за исключением кала»[772].
Следует подчеркнуть, что воспроизведенные выше фрагменты — это лишь малая часть «похвальных обычаев» из тех, что вошли в «Книгу Великой Ясы». Тем не
