Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Разная литература » Руссо и Революция - Уильям Джеймс Дюрант

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 487
Перейти на страницу:
романтическую пьесу. Нанин узнала, что Вольтер, как и Дидро, находился под влиянием Ричардсона; Руссо сам высоко оценил его. В «Сократе» есть сокровенная строка: «Триумф разума в том, чтобы хорошо жить с теми, у кого его нет».40

Прославленный в свое время как равный Корнелю и Расину, Вольтер бесконечно изучал их и долго колебался, кому из них отдать предпочтение; в конце концов он выбрал Расина. Он смело ставил обоих выше Софокла и Еврипида, а «Мольера, в его лучших произведениях, превосходил чистый, но холодный Теренций и шут Аристофан».41 Узнав, что Мари Корнель, внучатая племянница драматурга, живет в нищете недалеко от Эврё, он предложил удочерить ее и обеспечить ей образование, а, узнав, что она набожна, заверил, что ей будет предоставлена любая возможность исповедовать свою религию. Она приехала к нему в декабре 1760 года; он удочерил ее, научил писать на хорошем французском языке, исправил ее произношение и ходил с ней на мессу. Чтобы собрать за ней приданое, он предложил Французской академии поручить ему отредактировать работы Корнеля. Академия согласилась. Он сразу же начал перечитывать пьесы своего предшественника, составлять предисловия и примечания; будучи хорошим бизнесменом, он рекламировал проект и собирал подписку. Людовик XV, царица Елизавета, Фридрих Прусский подписались на двести экземпляров каждый, мадам де Помпадур и Шуазель — на пятьдесят, а дополнительные подписки поступили от Честерфилда и других иностранных знатных особ. В результате у Марии Корнель было много поклонников. Она дважды выходила замуж и в 1768 году стала матерью Шарлотты Кордей.

Вольтер был величайшим историком, а также величайшим поэтом и драматургом своего времени. В 1757 году императрица Елизавета попросила его написать биографию ее отца, Петра Великого. Она пригласила Вольтера в Петербург и пообещала ему целый мир почестей. Он ответил, что слишком стар для таких путешествий, но напишет историю, если ее министр, граф Шувалов, пришлет ему документы, иллюстрирующие карьеру Петра и изменения, вызванные царскими реформами. В юности он видел Петра в Париже (1716); он считал его великим человеком, но все же варваром; и чтобы не вдаваться в его недостатки, он решил написать не биографию, а историю России в то памятное царствование — задача гораздо более сложная. Он предпринял значительные исследования, работал над трудом с 1757 по 1763 год и опубликовал его в 1759–63 годах под названием Histoire de la Russie sous Pierre le Grand. Это была достойная работа для своего времени, и она оставалась лучшим изложением темы до XIX века; но честный Мишле нашел ее «скучной».42 Царица видела часть книги; она послала Вольтеру несколько «больших бриллиантов» в счет оплаты, но они были украдены по дороге, и царица умерла, не дождавшись окончания работы над книгой.

То и дело, пока вокруг него бушевала Семилетняя война, он брался за обновление своей «Histoire générale, or Essai sur les moeurs», добавив к ней (1755–63) «Précis du siècle de Louis XV». Это была деликатная операция, поскольку формально он все еще находился под запретом французского правительства; мы должны простить ему, что он осторожно скользнул по недостаткам царствующего короля; тем не менее это было превосходное повествование, простое и ясное; в рассказе о принце Чарльзе Эдуарде Стюарте (Бонни Принц Чарли) он почти соперничал со своим собственным Карлом XII. Верный своей концепции, согласно которой история лучше всего отражает достижения человеческого разума, он добавил заключительное рассуждение «О прогрессе понимания в эпоху Людовика XV» и отметил то, что показалось ему признаками роста:

Целый орден [иезуитов], упраздненный светской властью, дисциплина других орденов, реформированная этой властью, разделение между [юрисдикцией] магистратов и епископов, ясно показывают, насколько рассеялись предрассудки, насколько расширились знания о правительстве и до какой степени просветились наши умы. Семена этих знаний были посеяны в прошлом веке; в настоящем они прорастают повсюду, даже в самых отдаленных провинциях… Чистая наука осветила полезные искусства, и они уже начали залечивать раны государства, нанесенные двумя роковыми войнами…Познание природы и дискредитация древних басен, некогда почитавшихся историей; здравая метафизика, освобожденная от нелепостей школ: таковы продукты этого века, и человеческий разум значительно усовершенствовался.

Отдав долг истории, Вольтер вернулся к философии и к кампании против католической церкви. Он быстро выпустил те небольшие книги, которые мы уже рассматривали, в качестве легкой артиллерии в войне против инфантильности: Невежественный философ, Важная экспертиза Милорда Болингброка, L'lngénu (или Гурон), Histoire de Jenni, и La Raison par alphabet. Во время всех этих трудов он вел самую замечательную переписку, которую когда-либо вел один человек.

Когда Казанова посетил его в 1760 году, Вольтер показал ему коллекцию из примерно пятидесяти тысяч писем, полученных им до этого года; впоследствии их должно было стать еще почти столько же. Поскольку адресат оплачивал почтовые расходы, Вольтер иногда тратил сто ливров на письма, которые получал за день. Тысяча поклонников, тысяча врагов, сотня молодых авторов, сотня философов-любителей присылали ему подарки, букеты, оскорбления, проклятия, запросы и рукописи. Нередко встревоженный дознаватель умолял его ответить по почте, существует ли Бог и есть ли у человека бессмертная душа. В конце концов он поместил предупреждение в «Меркюр де Франс»: «Несколько человек жаловались на то, что не получают подтверждения посылок, отправленных в Ферни, Турни или Ле-Делис, уведомляем, что из-за огромного количества этих посылок стало необходимо отказаться от получения всех, которые не исходят от лиц, с которыми владелец имел честь быть знакомым».43

В окончательном издании Теодора Бестермана переписка Вольтера занимает девяносто восемь томов. Брюнетьер считал ее «самой живой частью всего его творчества».44 И в самом деле, во всей этой необъятной переписке нет ни одной скучной страницы, потому что в этих письмах мы все еще можем услышать, как самый блестящий собеседник своего времени говорит со всей интимностью друга. Никогда ни до, ни после писатель не улавливал на своем бегущем перо-куртуазном каламе столько любезности, живости, очарования и изящества. Это пиршество не только остроумия и красноречия, но и теплой дружбы, гуманного чувства и острой мысли. Рядом с ними письма госпожи де Севинье, хотя и восхитительные, кажутся случайным трепетом над поверхностью тривиальных и преходящих вещей. Несомненно, в эпистолярном стиле Вольтера было что-то условное, но, кажется, он имел в виду именно это, когда писал д'Алемберу: «Обнимаю вас со всей силой и сожалею, что это должно быть на таком большом расстоянии». (На что д'Алембер ответил: «Прощайте, мой дорогой и прославленный

1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 487
Перейти на страницу: