Шрифт:
Закладка:
— Это все? — Фердинанд, наконец, оторвался от созерцания запертых дверей.
— Да.
В ушах всё еще звенело от напряжения, но Макс радовался хотя бы тому, что не придется допрашивать остальных: на дежурное предложение секретаря опровергнуть сказанное, Марта Стейн только помотала головой и поставила на бумаге кривую подпись. Что ж, по крайней мере, она трезво оценила свои шансы, точнее их полное отсутствие.
Появившийся за плечом Глосси молча сунул в руку Максу бокал вина.
— Давайте-ка пару глотков и отойдите к свету, а то на нас смотреть страшно: не глаза, а черная бездна.
Макс заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, подавляя острое желание засунуть непрошенную заботу канцлеру в задницу. Что, не нравится наблюдать за работой линаара? Так и ему не нравится. Казалось бы, столько лет прошло, мог бы привыкнуть и просто делать то, чему его учили. Так было бы проще.
Жаль только, что привыкнуть не выходило.
— Ваше величество, — Глосси нервно сглотнул и попятился от Штрогге подальше. — Если вы позволите, я немедленно займусь окончанием расследования. С аптекарем мои люди поговорят сами, они же передадут баронессу под охрану в замок.
— А вот и нет, — подал голос Жаньи. Все время, пока длился допрос, амарит просидел неподвижно в своем кресле, внимательно наблюдая, но не делая попыток вмешаться. Теперь же встал, подошел к скорчившейся на полу девице, рассматривая её со странной смесью гадливости и удовлетворения. — Я уже говорил, что чувствовал влияние яда прежде, и это не первая сорвавшаяся беременность королевы. Как давно вы при дворе, Марта?
Девушка судорожно вдохнула, словно вынырнув из-под толстого слоя воды. Взгляд её далеко не сразу стал осмысленным, а голос прозвучал растерянно:
— С тринадцати лет, милорд. Но это не имеет значения, ведь…
Жаньи отвесил ей звонкую пощечину, заставив умолкнуть:
— Не вам решать, что имеет значение, а что нет, — прошипел он. Тонкие черты лица амарита исказила гримаса ярости, темные глаза метали молнии. — Что, если прежние неудачи — ваших рук дело? Что, если вы действовали по чьей-то указке, а не по собственной глупости? Что, если вы не идиотка, а хладнокровная, расчетливая сука? Мэтр Штрогге, вас не затруднит еще раз углубиться в воспоминания леди Марты, чтобы убедиться в её непричастности к предыдущим печальным событиям? — Жаньи обернулся к Максу с таким невинным видом, словно предлагал тому выезд на пикник или прогулку верхом. — Скажем, с момента её появления при дворе.
Макс едва зубами не скрипнул, понимая бессмысленность этого вопроса. Затруднит, еще как, и Жаньи отлично осведомлен о последствиях. Настолько глубокое воздействие на старые воспоминания неизбежно приведет к распаду личности подопытного, потере координации, связной речи, сумасшествию и боги знают чему еще. И хорошо, если сам линаар после сможет выйти из этой комнаты без посторонней помощи.
Марта, почувствовав, что дело принимает совсем безрадостный для нее оборот, часто-часто заморгала, по её щекам хлынули слезы:
— Видят боги, к большему я непричастна! — выкрикнула она, умоляюще глядя на короля. — Она все равно бы выкинула, не сейчас, так через месяц или два. Я виновна лишь в том, что помогла воле богов свершиться раньше. И сделала это только потому, что боялась потерять вас, потому что полюбила!
Возможно, она добавила бы что-то еще, но в этот момент дверь в спальню королевы открылась, и в приемную вошел лекарь:
— Хорошие новости: кровотечение остановилось, угроза жизни миновала. Леди Агнес в сознании, хоть и очень слаба. Мы дали ей успокоительные и обезболивающие, её нельзя волновать, да и долгие разговоры ей противопоказаны. И всё же королева просит зайти… — договорить он не успел: амарит, потерявший всякий интерес к Марте, потеснил почтенного врачевателя и скрылся за дверью, — … вас, ваше величество.
Король проводил Жаньи долгим взглядом, кивнул лекарю. Затем подошел к трясущейся от страха Марте, ласково приподнял её подбородок, всмотрелся в огромные от страха глаза.
— Поверь мне, прошу, — в её голосе прозвенела отчаянная, исступленная мольба. — Да, я ошиблась, но только потому, что хотела сделать счастливым тебя.
— Их было двое, Марта: дочь и сын, моя плоть и кровь, моя душа, моё наследие, — Фердинанд убрал руку и попятился, медленно провел ладонью по лицу, будто снял с него липкую паутину, отвернулся, на мгновение замер у дверей в комнату Агнес. Обернулся. — Что же это за любовь такая, что за нее надо платить жизнью нерожденных детей? Мэтр, она ваша.
Глава 27. Сюзанна
Ночь как раз сменилась серым рассветом, когда по мостовой застучали копыта. К воротам подкатила черная повозка, с места возничего слез уже знакомый бритоголовый, махнул рукой подчиненным, что-то приказал. Те исчезли за домом, затем вернулись с остальными. Отлично. Если охрану снимают, значит, самая большая опасность позади.
Штрогге вошел в дом молча, потеснил меня в полумрак коридора, закрыл дверь на замок, и только потом стянул с головы капюшон.
— О светлые боги!
Его глаза полностью залила чернота. Не осталось ни белков, ни радужки, ни зрачка. Черные змеи вен вились по всему лицу, спускались к шее и прятались под воротом. Таким я не видела его даже во время наших «душевных» встреч в подвалах, когда по приказу короля линаар практически выворачивал мой разум наизнанку. Что же должно было произойти, чтобы он дошел до такого состояния?!
— Я пропустил что-нибудь важное? — поинтересовался Макс, сдергивая с рук перчатки. — Как Жеони и Джейме?
— Не пропустил, — не ожидала, что первое, о чем он спросит, будет состояние слуг. — С ними всё в порядке, оба спят уже несколько часов.
— Рад, что они не пострадали.
— Со мной тоже всё хорошо, если тебе интересно.
— Вижу.
Он стянул сапоги, бросил их на пол. Следом полетели шарф, теплый плащ и даже сюртук. Штрогге ослабил ворот рубашки, прошел в кабинет, плеснул в стакан крепкой