всей Православной Церкви. «Не только Русская церковь автокефальна, т. е. существует самостоятельно, но такого же положения достигли Греция (королевство), Сербия, Черногорье, Румыния и Церковь в Австро-Венгрии, наконец, пользуется автокефальностью и Болгария». Что же отсюда следует? А вот что, по мысли путешественника: «В то время как Римская церковь представляет достойное удивления единство, представляет собой организм, центром которого служит Рим, — греки и славяне временами поднимают вопли о чрезмерных успехах церковного Рима, не замечая того явления, что систематическое уменьшение размеров власти Византийской патриархии (т. е. постепенное выделение автокефальных Церквей) — вот главная причина укрепления и расширения Рима». Мысль эта высказывается благожелательным к нам протестантом, а потому, во всяком случае, заслуживает внимания.

Но возвращаемся к патриарху Константину V. По словам Гельцера, он закончил свое образование в Страсбурге и Гейдельберге, почему с глубоким уважением и любовью вспоминал о своих наставниках Рейссе, Бауме и Кунтце. По-французски Константин говорит свободно, а относительно немецкого языка он замечал, что начинает забывать его. Этот патриарх, по отзыву путешественника, человек современного направления. Он отменил устарелые унизительные формулы обращения архиереев к патриарху. Прежде они в своих письмах к нему подписывались так: «нижайший послушник», или: «послушный сын», или же: «последний слуга, готовый к услугам вашего всесвятейшества». Константин же приказал архиереям подписываться следующим образом: «вашего божественнейшего (θειοτάτης) всесвятейшества смиренный брат во Христе и совершенно преданный N. N.». Гельцер троекратно удостоился аудиенции у патриарха и близко познакомился с ним. Глава Православной Церкви, как именует патриарха немецкий ученый, очень живо интересовался его учеными планами; профессор должен был подробно ознакомить патриарха с этими планами, а когда первый из них сказал второму, что он имеет в виду издать подробные списки православных епархий (вероятно, в исторической последовательности) и выразил намерение посвятить этот свой труд патриарху и Константинопольскому синоду, то Константин преподал ему отеческое благословение. Доступ к патриарху был очень прост. В воротах патриархии его встречал отряд кавасов; один из них отводил его к архидиакону, замечательно красивому и интересному человеку, или же к протосинкеллу Хризостому, правой руке вышеназванного патриарха, как говорили о нем Гельцеру, и затем через несколько минут он был уже у всесвятейшего. Кто побывал в гостиной патриарха, тот, по замечанию повествователя, составляет понятие о гостиных всех прочих восточных архиереев. Это просторная комната без всякой мебели посередине, а по стенам расположены низкие диваны вперемешку с европейскими креслами. Единственное украшение комнаты составляют плохие масляные портреты — изображения патриархов, грудь которых украшена многочисленными орденами. В ней находятся еще небольшие столики для курения. Лишь только сядешь, сейчас же, по восточному обычаю, является служка с серебряным подносом и предлагает известное глико (варенье и воду) и засахаренные плоды, которыми так восхищаются гастрономы. Затем следует кофе и неизбежная трубка табаку. Когда Гельцер удивлялся этому последнему обыкновению, ему в успокоение говорили: «Это ничего не значит. У нас на Востоке позволяется курить везде».

Гельцер познакомился со многими лицами, приближенными к патриарху, и обо всех них он вспоминает с удовольствием. Во время ученых занятий в архивах патриархии он встретился с патриаршим архивариусом, архимандритом Иоакимом из Хиоса. Этот последний оказался человеком тонко образованным, говорившим по-английски и по-немецки. Он закончил свое образование в Лондоне и Оксфорде и получил докторскую степень в Иене (где профессорствует Гельцер). Поэтому естественно, что Иоаким с большой радостью встретил своего давнего наставника. Ученик с восхищением вспоминал о своей жизни в Иене. Вообще Гельцер замечает, что где бы он ни встречался с бывшими слушателями Иенского университета — было ли то в Константинополе, на Халки, в Афинах или Патросе, — везде они с большим удовольствием вспоминали Иену и своих бывших наставников Иенского университета. «Греки — это в высшей степени благодарный народ», — замечает по этому поводу немецкий профессор. По рекомендации патриарха, Гельцер должен был сделать визиты некоторым архиереям, членам синода. При этом он заметил, что миряне, приходившие к архиереям, даже высокопоставленные, обязательно целовали руку им при входе и выходе. Но «еретиков», как в шутку именует себя Гельцер, архиереи не заставляли проделывать этой процедуры; и он готов видеть в этом признак толерантности… Все архиереи угощали его глико и кофе. При этом случае Гельцер замечает, что при многочисленности визитов такого рода гостеприимство обращается в пытку. Когда он уезжал с о. Халки в Константинополь и делал прощальные визиты, ему семь раз подряд пришлось есть сладкое и пить кофе. Ganz schwül!

Ученые занятия Гельцера сосредоточивались, главным образом, в Святогробской библиотеке, т. е. библиотеке, принадлежащей Иерусалимской патриархии. Библиотека эта помещается в метохии, подворье, занимавшем один из уютных и красивых уголков Фанара. Лучшим украшением подворья служит его церковь, небольшая, но в высшей степени интересная своей древностью. При метохии находится старинная женская греческая школа, содержимая на средства Иерусалимской патриархии; учителем в ней был местный библиотекарь (монах). Всего в метохии проживало только три человека: архимандрит, священник для богослужения и библиотекарь. При них находилось «семь служебных духов», семеро служек. Наш немец никак не мог понять, зачем эти семеро служек, при замечательной простоте вышеуказанных лиц. Наконец, один из его друзей сказал ему: «Во всех сколько-нибудь знаменитых домах на Востоке принято иметь много слуг, и они не несут никакой службы, ибо ничего не делают». Только тогда Гельцер понял, что делали служки Святогробской метохии. Библиотекарь был так любезен, что позволил заниматься ученому профессору в его собственной комнате, но заниматься здесь ему было не очень удобно: хозяин комнаты принимал здесь гостей и посетителей, вел с ними разговоры; между посетителями встречались и женщины, матери или родственницы учениц здешней школы. Однажды пришел в гости к о. библиотекарю грек, капитан корабля, и так как хозяина не оказалось дома, то он остался ожидать его и от нечего делать перелистывать рукописи, над которыми работал Гельцер. Поворочав листами, он сказал: «Смотрите — вот штука-то! Рукописи написаны по-гречески, а я хоть и грек, читать их не могу, между тем как ты свободно читаешь их, хоть ты и иностранец». В ответ на это профессор сказал: «Зато я не умею управлять кораблем», и этими словами утешил его скорбящее сердце. Во время посещения вышеуказанной библиотеки Гельцер обратил внимание на замечательную простоту отношений между хозяевами и прислугой. Например, один из служителей метохии, Николай Пападопуло, которого путешественник называет большим франтом и человеком, не лишенным образования, без церемонии приходил в комнату библиотекаря, где происходили занятия Гельцера, затем только, чтобы поболтать или с ним, или с библиотекарем. В комнате был один-единственный стул, которым пользовался профессор, библиотекарь Иаков располагался на софе, служитель