— Какую?

— Мы банкроты, Нат! Ни гроша! Всё ушло на ремонт! Ага! После брачной ночи нам придётся самим мыть посуду!

Ему пора возвращаться в Уайтхолл — уж не знаю, в какой тёмный карцер его там определили. Бар пустеет, словно по мановению руки, а мы с ним уже стоим на мостовой в относительной тишине, только транспорт шумит.

— Вообще-то я хотел устроить мальчишник. Вы и я, типа того. — Эд слегка мнётся. — Но Фло прикрыла лавочку. Это, говорит, всё мужские глупости.

— Флоренс права.

— Я забрал у неё обручальное кольцо. Сказал, что она его получит назад, когда станет моей женой.

— Хорошая мысль.

— Своё я не снимаю, чтобы не потерять.

— Если хотите, могу подержать его у себя до завтра.

— Да нет, не надо. Классный бадминтон, Нат. Лучше не бывает.

— Ещё наиграемся, когда вы вернётесь из Торки.

— Здорово. Ага. Тогда до завтра?

На мостовой Уайтхолла не принято обниматься, хотя ему, похоже, хочется. Вместо этого мы обмениваемся двойным рукопожатием: он обхватывает мою ладонь обеими руками и пару раз сильно встряхивает.

* * *

Время бежит. Вот уже ранний вечер. Мы с Прю снова сидим под яблоней: она с айпадом, я с экологической книжкой о грядущем апокалипсисе, которую Стеф попросила меня прочитать. Я повесил пиджак на спинку стула и, по-видимому, задремал, ибо не сразу понимаю, что попискивает мой смартфон от Брина Джордана. На этот раз я слишком нерасторопен. Прю уже выудила телефон из моего кармана и приложила к уху.

— Нет, Брин. Его жена, — отвечает она отрывисто. — Голос из прошлого. Как ваши дела? Отлично. А семья? Прекрасно. К сожалению, он в постели. Неважно себя чувствует. И весь район вместе с ним. Чем могу помочь? От этого ему наверняка сразу станет лучше. Скажу ему, как только проснётся. И вам того же, Брин. Нет, ещё не получили, наша почта — это какой-то кошмар. Конечно, придём, если сможем. Она большая молодец. Я тоже однажды попробовала маслом, но без толку. Спокойной ночи, Брин, где бы вы ни находились.

Она отключается.

— Он шлёт тебе поздравления. И приглашает на выставку А Чань на Корк-стрит. Боюсь, что у нас не получится.

* * *

Утро давно наступило. На лесистом холме в Карловых Варах; на промокшем от дождя склоне в Йоркшире; на «Территории Бета» и над экранами-близнецами в оперативной комнате; на Примроуз-хилл, в Гавани, на первом корте в Атлетическом клубе. Я заварил чай, выжал апельсиновый сок и вернулся в постель. Лучшее время для принятия решений, чем мы займёмся на выходных или куда махнём на праздники.

Но сегодня мы говорим исключительно о том, что наденем по случаю такого важного события, и как всё пройдёт, и что идея отправить их в Торки гениальна, поскольку дети не способны самостоятельно придумать что-то толковое… Детьми мы называем Эда и Флоренс, а сам этот разговор невольно возвращает нас к суровым московским дням, так как сейчас мы имеем дело с Перси Прайсом, а когда у тебя телефонный аппарат возле кровати, то дружба дружбой, а табачок врозь.

До вчерашнего дня я считал, что браки заключаются на первом этаже, но реальность внесла свои коррективы: возвращаясь из бара, я незаметно пофотографировал целевой объект и выяснил, что бюро записей актов гражданского состояния находится аж на шестом этаже. Только поэтому Эду и Флоренс удалось записаться на столь близкую дату. Чтобы добраться до ресепшн, надо одолеть восемь крутых пролётов каменной лестницы, а затем ещё один короткий пролёт до пещеристой комнаты ожидания со сводчатым потолком, что-то вроде театрального зала, но без сцены: плюшевые сиденья, играет тихая музыка, бродят туда-сюда беспокойные группки, а в дальнем конце блестит чёрная лакированная дверь с табличкой «Только врачующиеся». Есть крошечный лифт, но он для инвалидов.

В процессе рекогносцировки я также установил, что весь четвёртый этаж отдан аудиторской фирме и оттуда есть выход на навесной пешеходный мостик в венецианском стиле, ведущий через улицу в похожее здание; ещё лучше, там есть винтовая лестница, как в маяке, позволяющая спуститься прямо к подземной парковке. В этом антисанитарном чреве лестница доступна любому дураку, желающему подняться наверх. А вот спуститься вниз через мостик на четвёртом этаже не может никто, кроме резидентов жилого комплекса, недаром на крепких электронных дверях висит зловещая табличка: «ЗАКРЫТО ДЛЯ ПУБЛИКИ». На медной табличке при входе в аудиторскую фирму перечислены шесть партнёров. И первым упоминается мистер М. Бейли.

Но вернёмся к следующему утру. Мы с Прю одевались в полном молчании.

* * *

Я изложу события так, как если бы писал отчёт о спецоперации. Мы приезжаем заранее, в 11.15. По пути наверх по каменной лестнице мы задерживаемся на четвёртом этаже; пока Прю улыбается в своей шляпе с цветами, я мимоходом завязываю разговор с администраторшей аудиторской фирмы. На мой вопрос она отвечает, что нет, в пятницу они не закрываются пораньше. Я ставлю её в известность, что являюсь давним клиентом мистера Бейли. Она дежурно сообщает, что у него всё утро совещания. Мы с ним старые школьные друзья, говорю, но беспокоить его не надо, я запишусь к нему на приём на следующую неделю. И протягиваю ей визитку времён моего последнего назначения: «Коммерческий советник, Посольство её величества в Таллине». Жду, пока она прочитает.

— Таллин — это где? — нахально спрашивает она.

— Эстония.

— А где Эстония? — Она уже хихикает.

— На Балтийском море, — отвечаю я. — Севернее Латвии.

Она уже не спрашивает, где находится Балтийское море, но, судя по её смеху, я своего добился. Заодно сдал себя с потрохами, но какое это сейчас имеет значение! Мы поднимаемся ещё на два этажа в пещеристую комнату ожидания и занимаем место неподалёку от входа. Крупная женщина в зелёной униформе с генеральскими эполетами расставляет брачные пары в очередь. Окончание каждой церемонии сопровождается музыкальным пассажем из динамиков, после чего запускают следующих. Блестящая чёрная дверь закрывается на пятнадцать минут до очередной мелодии.

В 11.51 появляются рука об руку Флоренс и Эд, как будто для рекламы строительной компании: он в новом сером костюме, который сидит на нём не лучше, чем старый; она всё в том же брючном костюме, как в весенний солнечный день, кажется, тысячу лет назад, когда молодая многообещающая сотрудница разведки представляла операцию «Розовый бутон» мудрым старейшинам из Директората по оперативным вопросам. В руке у неё букет красных роз. Наверняка от Эда.

Мы обмениваемся поцелуями. Прю целует Флоренс, потом Эда, и я как шафер целую невесту в щёчку — наконец сподобился.

— Обратного пути нет, — шепчу ей в ухо как можно веселее.

Только я отпустил её, как вдруг Эд неуклюже обхватывает меня своими длиннющими руками (подозреваю, что это его первый опыт) и через секунду уже держит меня на весу, изрядно придушив в процессе.