Раздались четыре оглушительных выстрела.

Я отшатнулся от удара. Шок остановил мое превращение, затем оно вернулось. Я уставился на красные пятна, расцветающие на моей груди. Головокружение заставило меня покачнуться. Ноги подкосились, и я тяжело приземлился на колени.

Единственным способом исцеления было изменение формы. Я призвал своего внутреннего зверя, но в ответ мне раздался только скулеж. Мы с волком оба были в дерьме. Мы собирались умереть здесь сегодня. Осознание этого усилилось, когда к моему затылку прижали холодный металлический ствол.

Бум!

3

ЭММА

— Эмма? — Голос Ориона заполнил маленькую камеру предварительного заключения. Я приоткрыла опухшие веки и увидела его по другую сторону стеклянной стены, пристально смотрящего на меня. Он нахмурился. — Я обращаюсь к своей сестре Эмме или к зверю внутри нее?

Я облизала свои сухие, потрескавшиеся губы, пытаясь уловить смысл его слов. Он говорил о той части меня, которая связана с волком-оборотнем? В голове стучало, пока я пыталась привести в порядок свои мысли. Я сдалась, уступив усталости и боли.

— Это я, Орион, — сказала я.

Он кивнул, один раз. — Я… — Он прочистил горло. — Я сожалею обо всем этом.

— Забери меня отсюда. — Мой голос был грубым и хриплым от всех криков, которые я сделала за последние несколько… дней? Мое чувство времени полностью исчезло.

— Я не могу. — Челюсть Ориона сжалась. — Я не буду. Но мне также нужно, чтобы ты поняла, почему я это сделал, и почему кажется, что я… предал тебя. Мне нужно очистить свою совесть.

Я осталась лежать на койке, не в силах пошевелить своим изломанным телом, и ждала, когда он продолжит. Насколько я знала, я сделала все для своего младшего брата. Я заботилась о нем, кормила и любила. Мы были близки — пока он не уехал в академию и не подружился с нашим врагом. Теперь он верил, что я убила нашего отца. Темные ведьмы кормили его ложью. Почему он не мог увидеть правду?

— Я хочу, чтобы ты знала, — начал он, — я люблю тебя, Эмма, ту часть тебя, которая является моей сестрой. Но с другой стороны, мерзость, я ненавижу этого монстра. Это убийца. И я не могу позволить ему разгуливать на свободе и убивать невинных. Это… — его голос сорвался. — Это самое трудное решение, которое я когда-либо принимал. Ты не представляешь, насколько это тяжело. Но я должен был сдать тебя. Я должен остановить тебя, пока не стало слишком поздно и ты не сделала это снова.

— Не сделала снова что? — Спросила я, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил. — Я всего лишь гибрид. Наполовину ведьма, наполовину волчица. — Волчья часть еще не проявила себя, но я знала, что она была там, притаилась и ждала полнолуния и моего первого обращения. Чего не должно было случиться из-за наручников, которые подавляли всю мою магию.

Черты его лица окаменели. — Просто гибрид? Ты опасная мерзость! Ты убила отца.

Мой резкий вдох вылился в стон боли. — Это ложь. Я этого не делала.

Орион положил ладони на стекло и наклонился вперед. — Позволь мне освежить твою память.

— Ты был совсем маленьким. Откуда ты знаешь, что произошло? — Спросила я. Он не мог помнить пожар в доме или какие-либо события, приведшие к нему. Я едва помнила, что, по словам терапевта, было результатом травмы.

— Просто послушай меня, — отрезал он. — Тебе было тринадцать, и ты хотела пойти на вечеринку с парой старших друзей, которые уже учились в средней школе. Ты спросила папу, и он сказал нет. Потом ты разозлилась на него…

В тот вечер в нашем доме пахло макаронами. Воздух был душным, и все окна были открыты, впуская вечерний бриз. В гостиной деревянный пол был частично покрыт серо-голубым ковриком с рисунком.

Воспоминания затопили мой разум, как будто только что прорвало плотину — как будто они были там все это время, ожидая в темных уголках моего сознания. Я ахнула, стиснув зубы от боли в сломанных ребрах и ушибах. О. Мой. Бог.

— Я сказал «нет», Эмма. Там будут мальчики постарше и, вероятно, алкоголь. Ты слишком молода. Кроме того, ты наказана и никуда не пойдешь, — сказал папа. Он сидел на диване в гостиной с книгой на коленях и напитком в руке.

— Но родители Клэр отпускают ее.

— Ну, ее родители не твои.

— Но…

Мама вошла в парадную дверь, неся на бедре маленького Ориона. Она посмотрела на меня, а затем на папу. Я открыла рот, чтобы заговорить, но она меня опередила. — Твой отец уже сказал «нет», Эмма. Я слышала вас двоих с крыльца. — Она исчезла наверху.

Я повернулась к отцу. — Я ненавижу тебя!

— Нет, не ненавидишь, милая. А теперь иди готовься ко сну. — Он поднял свой бокал, давая понять, что разговор окончен.

Я потопала наверх, бормоча себе под нос обещания отомстить. Вместо того чтобы пойти в ванную и приготовиться ко сну, я позвонила Клэр, чтобы сказать ей, что не смогу пойти.

— Папа никогда не разрешает мне развлекаться, — пожаловалась я ей. — Я ненавижу его.

— Может быть, тебе стоит спросить свою маму в следующий раз.

— Я пробовала. Она всегда спрашивает его, и его решение всегда «нет» и всегда окончательное. — Я плюхнулась обратно на свою неубранную кровать, отбрасывая школьные тетради в сторону. — На этих выходных он застукал нас с Феликсом целующимися в моей комнате. Папа просто ворвался сюда и вышвырнул Феликса. Это было так неловко. На этот раз мне прочитали лекцию о том, что мой парень на два года старше меня, а потом папа запретил мне снова с ним встречаться. — Он разрушает мою жизнь!

— Он снова поймал вас, ребята? — Клэр вздохнула. — Может быть, тебе стоит сходить к нему домой в следующий раз.

— Да, но теперь я наказана.

— Это отстой. Хочешь, я приеду?

— Нет. — фыркнула я. — Увидимся завтра.

— Хорошо. Я расскажу тебе все подробности вечеринки. Обещаю.

— Ладно. Повеселись за меня. Кто-то должен. Пока. — Я повесила трубку, затем написала Феликсу, просто чтобы передать привет. Он ответил через несколько секунд.

Феликс: Я не думаю, что нам стоит больше тусоваться. Твой папа поговорил с моей мамой.

Я уставилась на экран, мой желудок скрутило в узел. Он бросает меня? Серьезно?

Эмма: Все в порядке. Он остынет. Я не буду наказана навсегда.

Феликс: Я не хочу с тобой тусоваться. Ты слишком молода.

О, значит, все было хорошо, когда мы вместе учились в старшей школе, но теперь, когда он был первокурсником, я была слишком