– Понимаю, – фригийский царь разжег небольшой костер и уже успел натаскать валежника на пару с Пересветом. Они решили расположиться в стороне от англичан,на полпути к разоренному поселению аборигенов.

Дара и Уйка с детьми на руках не отрываясь смотрели в потрескивающее пламя. Пересвет стоял рядом, прислонившись спиной к дереву, и обводил прищуренным взглядом темноту за пределами рваного кольца света, отбрасываемого огнем костра.

– Не переживай, теперь вступит в дело моя магия, – Мидас игриво улыбнулся, глядя на Карна. – У меня получится не так быстро, как вышло у тебя, зато с гарантией, что Лейн будет доверять нам безоговорочно. И никому не придется тратить силы на поддержание чар.

– Силы возвращаются? – спросил парень, широко зевнув и укладываясь на валежник. Он подстелил под себя шерстяную друидскую тунику и накрылся плащом.

– В целом? – уточнил Мидас. – Трудно сказать. Я сильнее, чем был, пока шлялся по землям нордманов. Всеотец будто пробудил меня, я хорошо почувствовал это…

Он хотел что-то добавить, но Карн уже спал. Едва оказавшись в горизонтальном положении, он провалился в умиротворяющую черноту, точно в звероловную яму. Его дыхание замедлилось, тело обмякло.

Фригийский царь хмыкнул и посмотрел на русов.

– Вы тоже ложитесь, – бросил он.

Женщины с готовностью закивали и начали укладываться, будто ждали его команды. Пересвет не двинулся с места, продолжая осматривать окрестности. Разумеется, он ничего не видел из-за костра. Мальчишке еще предстоит узнать, что ночью дозорных расставляют вдали от костров и только спиной к огню.

– Ты тоже отдохни, юный воин, – Мидас коснулся его плеча. – Сейчас есть, кому бдеть. А завтра ты нужен мне полным сил.

Паренек немного помялся, но потом кивнул с самым серьезным видом и принялся поудобнее раскладывать валежник. Фригийский царь отдал ему свою тунику, и мальчик забрался в нее целиком, так что она одновременно играла роль и подстилки и одеяла. Он с благодарностью посмотрел на Мидаса, тот кивнул ему и бесшумно растворился в темноте. Пересвет повертел головой, даже не заметив, в какой момент воин шагнул в ночь, исчезнув из поля зрения. Звучно почесал в затылке, пожал плечами и свернулся в кольцо, а через мгновение уснул.

Мидас же двинулся в ту сторону, где во мраке, напоенном стрекотом насекомых и редкими окриками ночных птиц, желтыми пятнами вспухали костры. Их было немного, не больше двух десятков. Люди расположились вокруг них и многие, вымотавшись за день, уже спали. Некоторые тихо переговаривались, готовясь ко сну, другие молча глядели в огонь, обнимая детей, жен, братьев. Фригийский царь проплывал меж ними призрачной тенью и никто не обращал на него внимания.

Ральфа Лейна он нашел по другую сторону лагеря, на берегу залива, вместе с теми же следопытами, которые были с ним в разоренном поселении. Фригийский царь немного послушал, прежде чем приблизиться и начать разговор. Лейн приходил в себя и вслух удивлялся, почему безоговорочно поверил незнакомцам. Кто-то из его людей возразил, мол, странники действительно пытались спасти их. Другой парировал, что эти люди, судя по всему, сами же и накликали беду на Роанок.

Мидас вышел к ним и взглядом пригласил Лейна пройтись вдоль берега. Тот согласился, не раздумывая, но глядел жестко и настороженно. Уходя, он сделал знак своим людям, чтоб были на стороже и следовали за ними, но не попадались на глаза. Бог сделал вид, что не заметил этого.

Они проговорили не больше получаса, и когда вернулись, англичанин уже не сомневался в мотивах незнакомцев.

Фригийский царь многое рассказал ему, в том числе – о порождениях Лимба. К счастью, Лейн и сам однажды сталкивался с подобным, еще в детстве, когда гостил у бабки в Крю, что под Честером. Так что в эту часть истории он поверил без лишних вопросов.

Само собой, Мидас не упоминал о путешествиях во времени, но намекнул, что они попали сюда не на корабле. Ему на руку играл тот факт, что Лейн, воспитываясь в семье радикальных протестантов, с детства преисполнился жестокого отрицания ко всем традиционным религиями. Фригийский царь прикинул, что если бы этот человек не стал авантюристом и первооткрывателем, из него мог бы получиться дерзкий теолог.

Теперь Ральф Лейн был убежден, что его новые знакомцы действительно спасают жителей Роанока, хотя от кого именно – он все еще сомневался, и тут Мидас предоставил возможность живому и острому уму самому подыскать подходящие ответы. Англичанин согласился, что без фригийского царя (представившегося Дареном) и его спутников колонистам не выжить, поэтому он принял необходимость безоговорочно следовать их указаниям. При этом Ральф оставался главой колонистов и полномочным представителем Ее Величества в Новом Свете. Мидаса это требование позабавило, но виду он не подал.

– Ты ведь понимаешь, как я рискую, доверяя тебе? – спросил Лейн, пристально глядя в медовые глаза своего собеседника. В них можно было смотреть бесконечно…

– Я рискую не меньше, – парировал фригийский царь и отвел взгляд, создавая иллюзию неуверенности. – У тебя сто тридцать человек, и пусть вы не воины, но как минимум две трети из вас – крепкие здоровые мужчины. И этой ночью мы собираемся спать рядом с вами.

– Не воины, уж это точно, – покачал головой Ральф, вглядываясь в матово-черные воды залива. Луна скрылась за стремительно набежавшими облаками, стало темнее. – Плотники, лесорубы, фермеры, рыболовы… Мы бежали из Старого Света, чтобы забыть о его лжи. О зле, что таится в каждом переулке, глядит пьяными глазами вонючих шлюх на мостовой, отвратительными бельмами раздувшихся трупов в придорожных канавах, черными буркалами хромых плешивых собак, что однажды уже отведали людской плоти и не прочь попробовать еще.

Он замолчал, переводя дыхание. Мидас не торопил его, мужчина обнажал перед ним свою душу и это стоило оценить. Именно в такие моменты рождается доверие.

– Здесь было тяжело, не буду лгать. Мы многих потеряли в первой экспедиции, – Лейн поджал губы, потом сплюнул в траву. – Но мы смогли приспособиться, адаптироваться. Мы стали свободными! Три месяца назад родился ребенок. Первый ребенок в Новом Свете, Дарен! Ее называли Вирджиния, в честь нашей Королевы, да хранит ее…

Он криво усмехнулся и посмотрел на Мидаса. Ральф уже дал понять, что упоминание Его имени – всуе или нет – вызывает у него лишь инстинктивное отторжение.

– А ты ведь нашел здесь свой рай, – фригийский царь поймал взгляд Лейна и в этот