В итоге набрался здоровенный мешок, который я кое-как дотащила до квартиры.

– Зачем? – ахнула мама. – Ты же пирог принесла, вкусный. Мне хватит до завтра.

– А завтра еда сама в ларе народится? Ты обещала, что больше не будешь… – Я хотела было сказать «попрошайничать», но осеклась. – Просить милостыню. Так откуда возьмутся деньги на еду?

– Придумаю что-нибудь.

Она успела вымыться и переодеться. Удивительно, до чего наряд меняет человека! Совсем недавно передо мной было неопределенного возраста и пола существо, в котором лишь по косе и голосу можно узнать женщину. Сейчас, в моем платье, стало видно, какая она худенькая и хрупкая. Откормить бы… Завтра постараюсь вырваться пораньше, чтобы застать мясника.

Лицо на первый взгляд осталось прежним – вода не смыла многолетний загар, неровный, пятнами, и морщины – и в то же время изменилось. Стало мягче, расслабленней.

Пока меня не было, мама натаскала воды – хотелось обругать ее за то, что с мокрыми волосами выскакивала во двор, этак и простыть недолго – и растопила печку. Сейчас на этой печи в тазу отмокали ее лохмотья. Я мысленно поморщилась, представив, какой будет запах, когда вода нагреется.

– Давай я все же выброшу.

– Не твое добро, не тебе и выбрасывать, – огрызнулась она.

– Извини.

Мама посмотрела на меня и добавила уже мягче.

– В морозы поддеть все сгодится.

Я хотела сказать, что до морозов куплю ей еще нормальных вещей, и осеклась. После того, как я расплачусь с хозяином за остаток сезона, деньгам барона придет конец, а стипендии, даже новой, не хватит на двоих. Все же ее рассчитывали исходя из того, что еду и одежду студенту предоставляет университет.

Хоть бы получилось с артефактами! Но если не получится…

«Что-нибудь придумаю», – как сказала мама?

Как же Дейзи справлялась с парализованной матерью на руках? Справлялась и мне советовала не торопиться с работой до второго курса, чтобы не вылететь. Или по своему опыту советовала?

Сейчас-то она зарабатывала участием в боях. Что ж, не получится с артефактами, попрошу ее похлопотать за меня. Я оставила этот вариант на самый крайний случай – не потому, что боялась хорошей драки. Просто понимала: с моей комплекцией быть мне девочкой для битья. Это же не Бенедикту физиономию начистить. Долго я там не продержусь, никто не станет ставить на бойца, который постоянно проигрывает. Но, может, удача улыбнется, я ведь везучая. А там, глядишь, еще что-нибудь соображу.

Нет, не буду сейчас думать об этом. Дейзи выкрутилась, хотя ей пришлось куда хуже, чем мне. И я выкручусь.

– Извини, – повторила я. – Конечно, это твои вещи, и только тебе решать, что с ними делать. Помочь тебе с готовкой?

– Не стоит. – Она улыбнулась неожиданно светло. – Хочу проверить, помнят ли руки. Я любила готовить. Все мечтала, накоплю на кофейню…

Она осеклась. Лицо помрачнело.

Мечтала. А потом появилась я и вся ее жизнь пошла кувырком. И хотя я не виновата в том, что появилась на свет, все же…

– Будет у тебя кофейня. – сказала я. – Получу диплом, и с ним личное дворянство. А там служба и жалование. Наскребем тебе на кофейню.

Мама улыбнулась, но я видела – она мне не верит. Трудно верить кому-то после такого.

– «Личное дворянство», – передразнила она. – Мечтать-то, оно не вредно. Ты доучись сперва.

– Доучусь.

Я снова огляделась. Вроде все самое необходимое есть. Занавески-то забыла!

Ничего, куплю ткань, сделаю ей занавески. Главное, что мама теперь живет не на улице и ночует не в ночлежке.

Она порывисто шагнула ко мне, обняла.

– Спасибо… дочка. Спасибо за все. А теперь беги. Своих дел, наверное, полно.

В самом деле, уже собирались сумерки, пора свечу зажигать. А мне – бежать в общежитие и садиться за уроки. И еще, может быть, удастся увидеть Родерика…

– Я зайду завтра.

– Да что тебе каждый день мотаться? И без того… – Она оглядела комнату, и лицо ее снова стало растерянным.

Казалось, она не знала, что сказать. Я тоже не знала. Обняла ее на прощанье и выскользнула за дверь, в который раз за вечер пытаясь не разреветься.

Глава 37

К тому времени, как я вернулась в университет, императорская чета, разумеется, уже уехала. Без их охраны парк выглядел пустым и безлюдным, хотя тут и там на скамейках по-прежнему сидели стайки студентов. Многих от ветра укрывали купола вроде тех, что ставил прошлым вечером Родерик. При этом воспоминании я одновременно зарделась и расплылась в улыбке. Что-то подсказывало мне, что узнай мама о вчерашнем вечере – пришла бы в ужас.

Значит, она не узнает, только и всего. Как не узнает про деньги барона, или что я успела побывать в тюрьме. Не все вещи следует рассказывать даже самым близким. А мне до конца вечера нужно выбросить из головы все, что не касается учебы.

Но когда я зашла в общежитие, вахтерша отдала мне два письма. Одно – просто свернутый лист бумаги, запечатанной магией. Отправителя я узнала сразу, не счесть, сколько таких записочек передавал мне Родерик. «Если у тебя найдется время сегодня вечером, буду рад». Конечно найдется!

Я тут же нацарапала записку и, поймав мальчишку-посыльного, отправила его к старосте целителей. Даром что голос разума напоминал – за уроки я сегодня еще не садилась, а задали не меньше чем обычно. Ничего, лягу спать позже, это всего одна ночь, а не через одну, как у близнецов.

Известие о повышении стипендии их обрадовало, конечно, но парни собирались доработать хотя бы до конца месяца. «Чтобы пустобрехом не выглядеть», – сказал Зак. Я не стала их отговаривать: Родерик прав, репутация создается годами, и парням действительно не стоило начинать с нарушенных договоренностей. Успеют наверстать до сессии, тем более что мои конспекты они переписывали старательно. И я наверстаю, даже если сегодня буду учиться не слишком усердно.

Я взяла в руки второе письмо, и внутри что-то противно сжалось. Печать со знакомым уже гербом семьи Вернон. Длинный узкий конверт, как тот, в котором он прислал мне чек. Что в этот раз? Что этому мерзавцу нужно от меня?

Внутри опять оказался чек, и при виде суммы я едва не села. Хватило бы оплатить матери жилье на год вперед, купить все нужное в дом, и весь этот год не заботиться о еде. Что на него нашло?

К чеку прилагалось письмо.

«Дорогая моя Лианор…»

– Я не твоя и не дорогая, – рыкнула я, забывшись, да так,