Шрифт:
Закладка:
Я уже не помню, сколько пар джинсов отказывались застегнуться на мне, сколько маек едва натянулись на мой живот и сколько блузок подчеркнули тяжесть моего бюста. С таким удивлением смотрела я на расстояние между пуговицей и петлей, как будто увидела знамение божие. Я знала, что несколько увеличилась в размерах, но чтобы настолько?! Когда это мне удалось? И каким образом? Живя в эластичных поясах практически с начала второй половины беременности, я совершенно не обращала внимания на то, во что превратилась.
«Интересно, а люди обсуждают меня за моей спиной?» — подумала я, отлично зная это ощущение.
Слава богу, что Мофф этого не видит.
Хотя Мэгги почти наверняка все заметила.
Ну конечно заметила, твою мать… И это, скорее всего, ее сильно обрадовало!
Хотя это было несправедливо по отношению к Мэгги — она девушка незлопамятная.
Или я ошибаюсь?
Потерпев поражение в битве со своими прошлыми нарядами, я натянула джинсы для молодых мам, где задница упряталась за счет низкого пояса, который, тем не менее, впился в плоть на боках. Сверху я натянула свой свитер светло-голубого цвета с металлическим отливом, который в последний раз надевала на рождественскую вечеринку.
Такой же, но только другого цвета, поторопилась купить Мэгги!
Убрала синюшные мешки под глазами и нездоровый оттенок щек, положив на них немного тонального крема, а потом подвела веки жидкой тушью, которую использовала шесть дней в неделю до тех пор, пока не появилась Лайла, и до которой после рождения ребенка я не дотрагивалась. Пришлось приложить усилия, чтобы открыть тушь: присох колпачок. Я чувствовала себя так, как будто возвращаюсь в прошлое.
И неважно, что увеличилась в размерах — Ник не видел меня в боевой раскраске вот уже много месяцев. И он оценит то, что я с собой сделала. Хотя усилий на все это пришлось затратить гораздо больше, чем раньше.
Когда на пороге появилась Мэгги, мы стали кружить друг вокруг друга, как два боксера на ринге. Обычно мы старались как можно нежнее относиться к чувствам соперницы, хотя, тем не менее, не упускали возможности ущипнуть визави побольнее. И вот теперь, когда Мэгги появилась у меня в доме, я не смогла поздравить свою конкурентку с успехом. Она была в таком восторге, выглядела такой свежей и энергичной по сравнению с тем, что я смогла из себя сотворить за последние полчаса, что мне было почти физически больно смотреть на нее.
Только не сейчас.
В ушах звучал голос Винни — он, как и в былые времена, призывал меня успокоиться, смириться и дистанцироваться от грустных мыслей.
— Спасибо тебе большое еще раз, — фальшиво поблагодарила я, пока Мэгги вешала свое пальто в холле. Это был бежевый габардиновый макинтош того же фасона, что много лет назад я нашла в гардеробной редакции — но ее пальто было новое, с иголочки и без единого пятнышка.
Все во мне противилось тому, что я собиралась оставить свое самое большое сокровище в компании женщины, которая умудрилась испортить мое последнее драгоценное воспоминание.
Я неожиданно вспомнила сон, где Лайлу передавали мимо меня, у меня над головой на той самой бесконечной лестнице. Отмахнувшись от него, я натянуто улыбнулась.
— Лайла в постели, кажется, уже засыпает, — я прислушалась, стоя у основания лестницы, к тому, что происходило наверху. Оттуда доносилось едва слышное чириканье — две ноты, высокая и низкая, повторялись снова и снова. — Она теперь поет, прежде чем окончательно отключиться. — От любви слова застревали у меня в горле.
Мэгги приложила руку к сердцу, демонстрируя свою солидарность. Пожалуй, это была единственная область, в которой мы не пытались взять верх — обе обожали девочку, ворковавшую у нас над головами. На мониторе, который я установила на кухне, было видно, как она слегка раскачивает кроватку.
— Только никому не открывай, — настойчиво попросила я. — Не впускай…
— С нами все будет в порядке, — промурлыкала Мэгги, уже готовая захлопнуть за мной дверь, когда я вышла на покрытое терракотовой плиткой крыльцо. — Вперед! Устрой себе отличный вечер! Напейся, в конце концов! Ударься во все тяжкие, как в юности!
В юности я никогда не ударялась во все тяжкие — тратила все время на то, чтобы не свихнуться.
Мэгги
Ей пришлось почти силой вытолкать Марго за дверь. Мэгги никогда не видела человека, который настолько не радовался бы тому, что идет на свидание. Сама она могла быть в космосе, в астрале, в монастыре, в коме — и тем не менее каждая ее клеточка знала, когда наступает пятница. Для нее это был самый важный день недели. Если, конечно, не приходилось проводить его, приглядывая за чужими детьми.
Тот факт, что вечер, проведенный дома, казался ей не менее интересным, чем тот же вечер, проведенный в веселой компании, когда ты посещаешь новые места, пробуешь новые блюда и веселишься напропалую, Мэгги объяснила вновь приобретенной зрелостью. Хотя, скорее всего, ей просто нравилось находиться в доме Марго. По сравнению с ним дому Кэт «немного» не хватало шарма.
У Марго она полностью расслаблялась — дом был таким тихим и спокойным, таким уютным и организованным… Его можно было назвать домом взрослых людей. Все в нем было с размахом — начиная от мягкости подушек и обширной выставки керамических тарелок и кончая желтоватым светом обычных ламп накаливания, которые, как и раньше, висели повсюду. Мэгги и Кэт существовали под безжалостным светом галогеновых ламп.
Первый раз, когда она присматривала за Лайлой, Мэгги на несколько мгновений представила себе, что дом принадлежит ей, и бродила как хозяйка, переставляя вещи с места на место. Так что она вовсе не была против вечера, проведенного у Марго. Более того, даже прилегла на кровать, на которой спали супруги, просто чтобы проверить, насколько она удобна. Ей показалось, что она улеглась на матрас из зефира.
Марго положила под простыни пуховое одеяло, и теперь, лежа на кровати, Мэгги ощущала себя античным божеством, расположившимся на облаке. Ей было интересно, познала ли Марго это ощущение там же, где и она, — в бутик-отеле в Нью-Йорке во время Недели моды? Когда она сама почувствовала это, у нее реально отвалилась челюсть.
С тех пор Мэгги раскрыла множество подобных секретов, которые делали даже самую привилегированную жизнь еще более удобной. Она даже стала записывать их в ежедневник: яичница-болтунья с чуточкой сливок, фруктовое жидкое мыло, куда добавлены мелкие семена, которые массируют твои руки, пока ты их моешь, атласные наволочки, чтобы за ночь не вспушивались волосы. Мэгги понимала, что сам факт записи подобных вещей несколько принижает ее, но ей было важно задокументировать проявления жизни высшего света, чтобы не забыть, когда она лишится их.
Мэгги вздохнула. Собственная колонка — это, конечно, здорово, но отнюдь не значит, что Марго не вернется на свое место и не подвинет ее.
