Глава двенадцатая

Пятницу и субботу я провела в архиве, заказывая документы из списка Розы и просматривая их один за другим. Я не нашла ничего, что было бы связано с изумрудом.

На каждом прочитанном мною письме, отправителем или получателем которого был Фальконе, я отмечала номер ссылки, адресата и получателя, и если письмо было интересным, то кратко излагала его содержание. Переписыванием я себя не утруждала. К этим письмам можно будет вернуться и позже, если я решу, что они имеют отношение к диссертации.

В своем списке Роза поставила звездочку рядом с номером 3789 архива Медичи. Я проверила ссылку в каталоге, где было указано, что том 3789 содержит «различные письма Федерико Фальконе». Я заказала из архива том 3789 и два последующих, 3790 и 3791, потому что в каталоге они были описаны как трехтомный комплект. На следующий день, в воскресенье, я работала дома над докладом для конференции – правда, вскакивала каждые десять минут, чтобы удостовериться, что дверь заперта.

В понедельник архивариус вручила мне том под номером 3789, перевязанный шпагатом и с обложкой из толстого пергамента.

На некоторых участках виднелись черные точки там, где была удалена шерсть животных. Корешок обложки был мягким и гибким, часть страниц выпадала. Он казался живым или как будто когда-то был таковым. Я положила том на подставку; от него не исходило запаха, но казалось, что он должен пахнуть затхлостью.

Поскольку внутри не было ни оглавления, ни указателя, мне придется просмотреть подписи к каждому письму, чтобы найти хоть что-то, написанное Федерико, как я уже делала на предыдущей неделе. На внутренней стороне передней обложки карандашом были выведены даты: 1565–1592. Несмотря на книжный переплет, том представлял собой беспорядочный набор писем.

На одной странице была странная последовательность букв и цифр. Она начиналась с «f i m 3 7 9 b n q 1 3 8». Я пролистала примерно половину тома и сделала паузу. Часы показывали 16:35. Я не делала перерыва и почти просмотрела том. Мне не удалось найти никаких писем, связанных с Федерико. Оставалось двадцать страниц или около того. Как я помогу Розе, если работаю так медленно?!

Я собрала свои вещи, в том числе старый и новый ноутбук, и вышла из архива. Высокий мужчина, одиноко стоявший в пятнадцати футах от главного входа, двинулся ко мне. Я замерла и прищурилась.

– Уильям! – позвала я, выйдя ему навстречу.

Казалось, он не решается обнять меня.

– Чао, Изабель. – Мы обменялись воздушными поцелуями в обе щеки. – Не хочешь присоединиться ко мне и что-нибудь перекусить?

– Присоединиться хочу, – ответила я. – Но есть не буду.

– Ты похудела.

– Приму за комплимент.

– Изабель, когда ты в последний раз что-нибудь ела? А спала?

– Сегодня, – солгала я.

– И что же?

– Панини. И не только. – Мой желудок заурчал.

– У тебя были перерывы?

– Конечно.

– Я говорю о нормальном перерыве на обед, а не на кофе. Шестнадцатый век никуда не денется. Тише едешь – дальше будешь.

– Хорошо, – согласилась я. – Пойдем.

Я отвела Уильяма в бар «Антонио» на Ольтрарно, мимо которого раньше только проходила. После столь долгого нахождения в застоявшейся атмосфере архива я наслаждалась свежим ветерком, ощущая прикосновение холодного воздуха к своему лицу. Я не была уверена, причесала ли волосы.

Бар оказался небольшим и освещался свечами – необычно для Италии. Женщина с похожими на пылинки веснушками нашла нам место у окна, рядом со столиком, за которым сидели другие американцы.

– Многие итальянцы считают аперитив лучшей частью дня, – поведал мне Уильям.

Симпатичная официантка спросила, что мы будем заказывать.

– Formaggi misti для меня, – сказал он. Я думала, что он будет флиртовать с этой девушкой или хотя бы бросит взгляд на ее тоненькую талию, но он этого не сделал.

– Мне то же самое, пожалуйста, – добавила я.

– Что-нибудь выпить? – спросила официантка.

– No, grazie, – в один голос произнесли мы с Уильямом.

Я выложила на несоленый тосканский хлеб три вида сыра пекорино и съела их вместе с маринованными овощами, которые подавались в качестве гарнира. Увидев, как я быстро управилась со своей порцией, Уильям предложил мне остатки своей. Я согласилась без колебаний. Потом он заказал третью порцию, и мы разделили ее пополам.

– Привести тебя сюда было хорошей идеей. Знаешь, ты будешь работать эффективнее, если станешь делать перерывы на еду, – посоветовал Уильям, вытирая подбородок салфеткой.

– Большинство присутствующих могут позволить себе трехчасовые обеды, если захотят.

– Тебе прекрасно известно, что я всеми руками «за» упорный труд. Но тебе нужно заботиться о себе. Я говорю это не как твой научный руководитель или коллега, я говорю это как твой друг.

– Я докторант на первом году обучения. Разве меня можно назвать твоей коллегой? – спросила я. – Или другом?

– Да, – кивнул он. – И тем, и другим.

– Мне не нужна твоя жалость.

Уильям слегка поморщился.

– Мне жаль, если ты это так восприняла. Я просто хочу, чтобы ты продолжала идти вперед и… преуспела. Докторантура – это, мягко говоря, стресс. Питание, сон – все это бесценно. И…

– И?

– Я испытываю к тебе огромное уважение, Изабель. Я уважаю твои лингвистические способности, твой талант исследователя, твою преданность делу. Я бы никогда не стал говорить с тобой снисходительно. Никогда. Я не хотел показаться бессердечным.

Помолчав, Уильям продолжил:

– Прости, если я показался тебе жестким и несправедливым. Но мне доводилось бывать на твоем месте. Ты бы видела, какую бороду я отрастил, когда заканчивал диссертацию! Я был похож на Рипа Ван Винкля. Мой рацион состоял из кукурузных хлопьев, которые я ел прямо из коробки. У меня не было времени ни на что, кроме работы. Я знаю, каково это – проводить бесконечные часы в архиве, общаясь с персонажами прошлого. Так, будто ты их знаешь. Эти исторические собеседники становятся более настоящими, чем живые люди.

– Вот и мне так кажется.

– А еще есть ощущение некой… неуязвимости, верно?

– Да.

Уильям усмехнулся.

– Что смешного? – Я нахмурилась.

– Когда буквы начинают танцевать на странице, например, петли в «S», это означает, что на сегодня с тебя достаточно.

– Вот оно что. – Я попыталась выдавить улыбку.

Официантка вернулась, и я заказала тирамису.

– Принесите две порции, пожалуйста, – попросил Уильям.

После того, как уровень сахара у меня в крови поднялся, я рассказала ему о Генуе, о поисках изумруда и о происшествии с Никколо.

– Что он сделал? – Уильям напрягся, закатывая рукава.

– Я ужасно перепугалась. И чувствовала себя совершенно беспомощной. Беззащитной. Это было просто ужасно. Я думаю… нет, я знаю – было бы куда хуже, если бы